Церковная флористика украшение дорожке у храма. Флористика в храмах - обучение

Иероманах МАКАРИЙ (Маркиш) родился в 1954 году, окончил Московский институт инженеров транспорта. С 1985-го по 2000 год работал программистом в США. Окончил Свято-Троицкую духовную семинарию в Джорданвиле, штат Нью-Йорк. В 2002 году по возвращении в Россию принял постриг, в 2003-м рукоположен в сан священника. Отец Макарий участвует в различных форумах, круглых столах, интернет-семинарах и конференциях, чтобы помочь людям найти ответы на важные вопросы. В настоящее время он преподает в Ивано-Вознесенской Духовной семинарии. Работает в правлении двух общественных групп: Комитета защиты семьи, детства и нравственности «Колыбель» и Христианской ассоциации молодежи и семьи. Любимый жанр публицистики о. Макария - открытый разговор.

Иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш): интервью

Иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш): ОБ ОТЦЕ

Среди мемуаров о Симоне Маркише особое место занимают воспоминания его сына Марка, ныне иеромонаха Макария, с любезного разрешения которого мы и публикуем это интервью, а также текст "Разговор с отцом".

Я знала вашего отца много лет назад. Я работала в издательстве, а он переводил Плутарха. Переводил он и с английского, и с немецкого… Тогда он был еще не Шимон, а Симон.
- Это одно и то же имя. По-русски Симон, по-еврейски Шимон. Кстати, в венгерском языке буква S произносится как Ш, и по-венгерски его имя звучит так же. Впрочем, я называл его только русским именем.

- Он не возражал?
- Нет, конечно. Я ведь тоже не всегда был Макарием, и он обращался ко мне по-старому. По крайней мере в письмах.

- А лично?
- Я его видел в последний раз весной 2000-го года, в Женеве, еще до того, как вернулся в Россию и получил новое имя.

- Как же вас звали до монашества?
- Марком.


- Марк Маркиш?

- Именно так.

- Это считалось благозвучной комбинацией?
- Не то, чтобы очень. Мне разсказывали, что Марком хотели назвать отца, а его отец, мой дед, заметил: «Если вам нравится Марк Маркиш…» Тогда его назвали Симоном, а Марк достался мне.

- Это еврейское имя?
- Вовсе нет. Но, как ни странно, своим именем я все же обязан деду: когда я родился, он был уже арестован, и меня назвали в его честь.

- Его ведь звали Перец?
- Перец звучит по-русски не слишком удачно, и дома его так не называли. По логике вещей он должен был бы зваться Фаресом - как мы Ривку и Мойше называем Ревеккой и Моисеем - но логика тут не помощница, и домашние звали его по фамилии, Маркишем или Маркушей.

- Значит, семейная культура была русскоязычной?
- Да. И я сам стал учить йидиш уже взрослым, главным образом чтобы читать стихи деда.

- Русскоязычной или русской?
- Сложный вопрос: боюсь ответить однозначно. Все-таки я был мал, и отец жил отдельно. Но запомнилась какая-то странная неуверенность, с какой взрослые обсуждали еврейские темы: так же говорили про Хрущева, Кеннеди, революцию и «снежного человека». Немудрено, что в детском сознании это оборачивалось полным невежеством. Как-то моего приятеля по фамилии Житник, юношу чисто славянского происхождения лет восьми от роду, одноклассники принялись поддразнивать неуместной песенкой: «Жид, жид, по веревочке бежит», и я незамедлительно присоединился к общему хору. Помню его взгляд, полный совершенно взрослого изумления - чья бы уж, дескать, корова мычала, - но хоть убей не мог понять, в чем тут загвоздка!

- Ну, а положительное содержание еврейства?
- Вот еще история, разсказанная соседом по даче. Малолетняя Марина попала в подозрение по делу о банке с вареньем; будучи допрошена с пристрастием, она категорически отрицала свою вину.
- А не врешь ли ты, Мариночка? - взывал встревоженный отец.
- Что ты, папа, - отвечала подследственная, - мы ведь евреи.
- Да, ну и что из того?
- Евреи никогда не врут.
Много позже я обнаружил тот же самый критерий еврейства в истории апостола Нафанаила: впрочем, юная Марина не знала грамоты, не говоря уж о Евангелии. Однако по тому, как взрослые в этой связи цокали языками, качали головами и скребли в затылках, у меня сложилось четкое впечатление о некоем разрыве между теорией и практикой.

- А когда вы стали страше?
- Когда я стал старше, отец уехал за границу, сперва в Венгрию, потом в Швейцарию, и началась переписка, которая почти без перерыва продолжалась треть столетия.

- Но вы видели друг друга?
- Да, но меньше и реже, чем следовало бы.

- Общались по телефону?
- Почти никогда.

- Почему? Ведь живой разговор лучше листка в конверте.
- Не согласен с вами. Живой разговор ни к чему не обязывает. Звенит звонок: «Ах, это ты, привет, ну, как дела? - Нормально, а твои? - Неплохо. Как там погода? - Холодновато. А у вас? ...» - и можно ставить точку. А переписка между тем требует усилия, требует труда. Нужно отложить прочие дела, сесть за стол, внимательно прочесть письмо, подумать и написать ответ - приветливый, доброжелательный, серьезный, ясный, точный, честный - и своевременный. Отец не пользовался электронной почтой, но и за обычную почту я был благодарен Господу, что есть такое простое и верное средство к исполнению Пятой Заповеди.

- Ваш отец был верующим?
- Нет.

- Это затрудняло контакт между вами?
- Пожалуй, что нет - именно из-за того, что мы, прекрасно зная «позиции» друг друга, ничего не скрывали и ни о чем не умалчавали. Отец, впрочем, как бы из вежливости, иной раз употреблял обороты вроде «Не хочу тебя обидеть…» или «Надеюсь, мои слова тебя не заденут…» - но в контексте нашей переписки это было совершенно излишне.

- Если ваши «позиции» кардинально расходились, вы, наверное, пытались их как-то сблизить?
- Нет. Зачем брать пример с базара и политики? Мы разсказывали друг другу о том, что знали, спрашивали о том, чего не знали, делились впечатлениями и суждениями о событиях настоящего и прошлого. Цель общения - услышать и понять ближнего, донести что-то важное до его сердца.
Наши письма охватывали множество разных тем, слабо связанных или вовсе не связанных друг с другом. Они не составляли единой непрерывной логической цепи, по которой можно было бы проследить какое-нибудь «решение вопроса» или «приближение к компромиссу». В своем роде это тоже был живой разговор, и на мой взгдяд куда более живой, чем телефонные ахи и вздохи; живой прежде всего потому, что серьезный, ответственный и трезвый.

И вот что удивительно. Оказывается, такой разговор в письмах - изрядная редкость в наше время, хотя, казалось бы, дело самое естественное для близких людей. К тому же еще, не имея навыка письменной речи, люди иной раз теряют ясность мысли, и отвечать им из-за этого крайне трудно. Например: «Я так воспитана, - пишет мне одна родственница, - что Бога никакого нет, и всё это бабушкины сказки. Но если у тебя другие взгляды, то не забывай меня в своих молитвах».

- Говорили ли вы с отцом - в письмах - о России?
- Редко и отрывочно, к сожалению. Его эта тема не интересовала, и ехать в Россию он не хотел. Возражая ему, я звал его в гости, но он настоял на своем. Теперь уже безвозвратно.
Он очень интересовался, даже волновался, не стану ли я священником. Возможно, что это сломало бы какие-то жуткие преграды в его душе, что тогда он приехал бы. Я спрашивал его многократно, почему он не хочет ехать в Россию, и он никогда не отвечал мне по существу. Один раз только не сдержался, ответил (кстати, по телефону): «Как ты не понимаешь, я же обещал!» - «Кому??» - спросил я в полном недоумении. - «Самому себе!» - и на этом вопрос был закрыт.
Так или иначе, он умер вероятно в то самое время, когда настоятель сказал мне, что будет просить архиерея о моем рукоположении.

- А о евреях?
- Еврейская тема была, думаю, главной для нас обоих на протяжении долгих лет.

Я знаю интерес вашего отца к еврейскому прошлому и настоящему. Но ведь вы, как вы сами сказали, выросли в отрыве от еврейства, и дальнейшие события вашей жизни увели вас еще дальше, не так ли?
- Отчасти. Однако, если пойдешь в одном и том же направлении, скажем, на восток, все дальше и дальше, то куда придешь в конце концов? Так, не в последнюю очередь под влиянием нашей переписки, я и вернулся к началу маршрута.

- Как это происходило?
- Например, в Интернете мне не раз приходилось отвечать на вопросы о моей якобы «еврейской самоненависти» (Jewish self-hate), и я обращался к отцу за разъяснениями. Мне важно было не только разобраться в фактах, но и узнать его собственное мнение. И ощущение самого себя в качестве еврея, разделяющего судьбу нации и ответственного за нее, сложилось у меня как раз в процессе этого долгого разговора - хотя я до сих пор не представляю себе, что это за «еврейская самоненависть» и есть ли место такому явлению помимо присущего всем нациям спасительного покаяния.

- О покаянии вы тоже говорили?
- Разумеется. В последнее время, пожалуй, разговор так или иначе вращался вокруг одной и той же оси - покаяния.

- Из-за чего бы это?
- Наверное из-за возраста. И, значит, из-за багажа, с которым мы оба - и я, и он - пришли в этот возраст.

- Но покаяние, видимо, представляет интерес лично для вас за счет ваших собственных религиозных убеждений?
- Ничего подобного. Покаяние живет во всякой здоровой душе, обществе, нации; увидеть и осознать его - дело жизни. И наоборот: симптомом характерных для нашего времени болезней стала утрата покаяния - а иногда и принудительная его ликвидация. В подтверждение приведу цитату из нашей переписки - отрывок статьи Дэвид Клингхоффера «Антисемитизм без антисемитов» (First Things, April 1998, p. 10-15):
«…Культ жертвы решает две задачи для нашей нечистой совести. Первая - убедить нас, как и всех прочих жертв, что какое бы мы зло не делали, мы на самом деле ангелы. Вместо всех наших слабостей, ошибок и проступков у нас в руках гарантия морального совершенства. Это большое облегчение.

А вторая задача, вряд ли применимая к другим "угнетенным группам", такова: твердо внушить нам, что неприязь со стороны окружающих народов не имеет и не может иметь никаких оснований. Мы этого просто не заслужили…

Если бы Сам Бог - истинный Бог - подверг нас "психоанализу", Он бы, думаю, сказал нам вот что: никакого антисемитизма нет, по крайней мере в том виде, как мы его себе представляем. К нам, американским евреям, жизнь благосклонна как никогда. Жаловаться нам не на что.
Но, вообще-то говоря, все может случиться. Так что смотрите».

- Какая грозная концовка… Что может случиться?
- Между жизнью всего человечества, целой нации и каждой души в отдельности есть глубокие параллели и неразрывные связи. Кто знает, что может случиться в истории, в обществе, в политике? Я знаю только то, что действительно случилось в нашей жизни, моего отца и моей, что неминуемо случается на всяком жизненном пути: он прерывается. Разговор остановлен на полуслове; сердце перестало биться. Уже получив известие о смерти отца, я долго ждал от него письма: я думал, что он, быть может, успел ответить на мое последнее письмо, которое лежало у него на столе. Но он не успел.

- Разговор окончен?
- Разговор окончен, а Пятая заповедь остается в силе. «Не забывай меня в своих молитвах» звучит тем более властно, чем меньше логики в контексте просьбы.

- Вы служите по отцу панихиды?
- Это невозможно. Безсмысленно, как звонить по телефону с оборванным проводом.

- Что же тогда?
- Псалтирь. Просто Псалтирь. Сефер Тегилим.
«…Воздаждь рабу Твоему,
да жив буду и сохраню словеса Твоя.
Пришлец аз есмь на земли:
не скрый от меня заповеди Твоя…
Ослабе душа моя от уныния:
Утверди мя в словесех Твоих
Путь неправды отстави от мене
и законом Твоим помилуй мя.
Путь истины изволих
и судьбы Твоя не забых…»

Сорок дней, по обычаю, читал поминальную Псалтирь. Теперь читаю раз в неделю, в канун субботы.

Иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш): цитаты

Иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш) (род. 1954) - миссионер, публицист, преподаватель Ивано-Вознесенской Духовной семинарии: | | | .

***
Брак - это смерть и новое рождение. Смерть двух независимых «я» и рождение нового существа - «мы».

***
Брак умирает не вдруг; если нас волнует здоровье пациента, начинать лечение надо несколько раньше дня похорон…

***
Любовь - это подвиг свободной воли.

***
Жизнь не сводится к словам и формулам. Жизнь всегда богаче и сильнее, чем информация о жизни. Знание жизни можно черпать из книг, но знание это приносит плоды лишь в контакте с самой жизнью.

***
Глубокую истину недостаточно узнать: ее надо выстрадать.

***
Поиск любви - хотим мы этого или нет, возводим мы глаза к небу или морщимся в презрении, ждем ли мы ее, вспоминаем ли, знаем ли ее, или не знаем - несет в себе для всех нас что-то очень-очень важное: очень доброе или очень злое, жизненно нужное или смертельно опасное. Все зависит от того, найдем ли мы НАСТОЯЩУЮ любовь или примем за нее нечто мнимое, фальшивое или названное так по ошибке.

Иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш): статьи

Иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш) (род. 1954) - миссионер, публицист, преподаватель Ивано-Вознесенской Духовной семинарии: | | | .

ЧТО В ИМЕНИ?... О МОНАШЕСТВЕ, С ЛЮБОВЬЮ

По мере того, как прибавляется на Руси монастырей, скитов и подворий, прибавляется и критических голосов о монашестве и монашеской жизни. Критикуют нас и люди малосведущие, и попросту враждебно настроенные, но критикуют нас и опытнейшие церковные авторитеты, и сами мы себя критикуем более других. Особенно достается женскому монашеству: иные пастыри вообще «не благословляют» девушек и женщин искать монашеского пути, присоединяться к монашеским общинам… Что ответим на критику?

Кто бывал на Кавказе, в Карачаево-Черкессии, у того в душе остается неизгладимый образ: над буйной щедростью красок и форм горного ландшафта - над всеми хребтами, пиками, ледниками, перевалами, осыпями и моренами, над ущельями, реками и озерами, лесами всех видов и скалами всех пород, над землей и водой, словно надо всем миром, - уходят в синеву сияющие белоснежные склоны. Это Эльбрус.

Впрочем, у тех, кто всерьез смотрит на жизнь, захватывающая красота Эльбруса не вызывает удивления. Они понимают, что гора-исполин создана Господом для нас с вами - не просто напомнить нам о генеральном направлении нашего земного пути, но и зримо, наглядно убедить нас в достижимости нашей цели. Восхождение к небу - ногами, с рюкзаком и ледорубом, или хотя бы глазами, - служит образом нашего реального восхождения к Небу.

Издали Эльбрус видится единым монолитом, но вблизи заметно, что у горы две вершины. Обе ведут в небо, но одна повыше, а другая пониже. На обе сразу подняться невозможно: в некоторой точке надо сделать выбор - куда идти. Если будешь топтаться в сомнениях и нерешительности, не попадешь ни туда, ни сюда, так и останешься внизу.

Чудны дела Твои, Господи! Можно ли с большей ясностью показать нам наши земные судьбы?... Вначале мы все вместе движемся вверх, преодолевая собственную слабость и сопротивление грехов, но наступает момент, когда наши пути расходятся. Кто-то держит путь на Восточную вершину, кто-то - на Западную: кто-то выбирает брак и семью, кто-то - безбрачие и монашество. Для одних этот жизненно важный выбор очевиден с молодых лет в силу их физического и эмоционального устроения, а для других становится итогом многолетних мучительных поисков.

Сразу возникает вопрос: разве нет третьего пути? Разве нельзя быть православным и двигаться к небу, не вступая ни в брак, ни в монастырь?

Можно. Мы видим вокруг себя множество людей, не имеющих семьи (или потерявших ее), и не присоединившихся к монашеским общинам, которые дают нам образцы истинного Православия - и да благословит их Господь! И тем не менее наша аналогия остается справедливой: ведь она показывает нам именно судьбу в православном ее понимании, то есть план, замысел нормальной жизни человека. Ну а жизнь вне брака и вне монашества оказывается тем или иным отступлением от нормы, от стандарта.

Речь идет не о «дефекте» или «ущербности», а об особенных, неблагоприятных условиях жизни в результате гибели семьи (развода, раннего вдовства) или болезни, травмы. Господь помогает таким людям найти «нестандартное» решение для их жизненной ситуации, но это вовсе не значит, что все прочие могут следовать подобным примерам.

Жизнь вне брака и вне монашества по самой своей природе оказывается неустойчивой. Человек постоянно испытывает сомнения и недоумения: не открывается ли ему в очередном знакомстве шанс для создания семьи? не ведет его ли очередной житейский поворот к монашеству? В результате, по слову Писания, он «нетверд в путях своих». Задумал некто, например, деловое предприятие - и остановился в нерешительности: зачем мне материальное благополучие, если я буду монахом? Или взялась девушка помогать монастырю или приходу, а церковной жизни сторонится: я-де скоро выйду замуж, мне будет не до того...

Устойчивость же порождается верностью (а верность, заметьте, тождественна вере, и лингвистически, и по существу). Как бракосочетание, так и монашеский постриг, - это прежде всего и главным образом обет верности. Мы обязуемся хранить верность либо супругу, либо монашеской общине, но само обязательство дается не людям, а Господу. Христос лично присутствует при совершении таинства брака или пострижения (которое недаром также относят к числу церковных таинств) как гарант нерушимости нового союза. С Ним начинаем мы восхождение на вершину, одну из двух.

«Чем отличается ваше сестричество от женского монастыря?» -- спросили как-то о. Сергия (Рыбко). «Названием», - ответил он. «Нет, нет, шучу, конечно!.. У нас не производятся постриги - вот, наверное, главное отличие. А в остальном жизнь у нас вполне монашеская…» Получается, однако, что это не совсем шутка: ведь имя монастыря присваивается общине, члены которой пострижены в монашество... Характерно, что другой выдающийся автор, подписывающий свои работы инициалом «Игумен N.», тоже говорит о принципиальной разнице между монастырем и «православным общежитием для незамужних».

Надо ясно представлять себе это поистине главное отличие: ведь внешняя «вполне монашеская жизнь», вообще говоря, подходит для очень широкого диапазона жизненных условий, включая - с очевидной поправкой - и жизнь семейную. И недаром. Христос, Его благовестие, Его заповеди и Его спасение остаются теми же самыми как в монастыре, так и в семье.

Однажды наш Свято-Введенский монастырь в Иванове посетила некая важная дама по какому-то чисто хозяйственному делу. Провожая ее по территории, привратник коротко познакомил ее с монашеским укладом. «Да-а…» - со значением протянула она, демонстрируя свое глубокое понимание предмета, - «У вас тут монастырь, у вас грешить нельзя…» - «А что, разве у вас можно?» - отозвался привратник. Вышел конфуз.

Грешить нельзя нигде, никому, никогда. Это очень легко сказать и очень трудно выполнить. Если вы забыли, насколько это трудно, посмотрите на свой нательный (или монашеский, или священнический) крест: Бог, Творец и Судия вселенной принял ради этого от нас - своих созданий - позорную смерть. Освобождение от греха - сложный, долгий путь, который мы совершаем под Его водительством; именно он называется жизнь.

Направление жизненного пути одинаково для всех, но монашеские тропы проложены по-другому: где-то легче, где-то прямее, где-то короче… Бывает, впрочем, и наоборот: где монаху труднее всего, там мирянин (а вернее сказать, семьянин) пройдет без задержки. Много горького и грустного говорится в наше время о монастырях, но скажите, разве меньше претензий к современной семье? Как по вашему, что сегодня в лучшей форме - монашество или брак?? Не будем сводить счетов, а вспомним, что качество нашей жизни определяется тем, в какой мере мы следуем за Христом - в семье ли, в монастыре ли, безразлично.

Быть может, вы думаете, что критики монашества нарочито сгущают краски, говоря, например, о «насаждении дедовщины»? Для справки процитируем доклад о монастырской жизни на последнем Архиерейском Соборе (октябрь 2004 г.):

«Хочется обратить внимание на отношения старших и младших, и особенно в женских монастырях. Нередко это отношения не христианского единения и любви, а разобщенности по принципу - кто кем командует. Приводит это к нарочитому унижению младших, к возложению на них тяжелых физических трудов, никак не сообразуемых ни с возрастом, ни с телесной крепостью. Подобные отношения напоминают пресловутую армейскую "дедовщину" и непременно должны вызывать незамедлительное вмешательство…»

Вмешательство, в самом деле, требуется повсюду: вразумить неразумных, неисправимым самодурам указать на дверь, наладить режим молитвы, труда и отдыха, сбалансировать самостоятельность, послушание и ответственность, перенести точку отсчета с настоятельской на храм, с кухни на библиотеку, а более всего ликвидировать пропасть между словом и делом - иными словами, уничтожить тяжелое, липкое и гнусное наследие лжи и лицемерия. Все это безусловно необходимо, но увы, не достаточно. Недостаточно для того, чтобы «православное общежитие для незамужних» стало святой обителью.

Монашеская вершина выше, а тропа круче. Хорошо бы, конечно, устроить идеальные условия жизни - да надежды на это немного. А нам надо следовать за Христом здесь и сейчас. Повторяя тему частых проповедей о. Амвросия (Юрасова) - как и о. Сергий (Рыбко), он возглавляет женскую общину, - Господь навряд ли спросит с нас за пересоленный суп, пропущенный возглас, недочитанный акафист или съеденную в среду сардинку. Но Он строго спросит за высокомерие и равнодушие к ближнему, за зло на языке и в сердце.

Чтобы избавиться от этого нашего «багажа», нам и приходится переносить всё то скверное и негодное, что не без нашей собственной вины происходит вокруг нас… Ничего особо удивительного в этом нет: следуя за Христом, мы из любого зла способны извлечь пользу - и наоборот, любое добро мы обращаем себе во вред, если следуем сатане.

Нам нравится - никуда от этого не денешься! - чтобы нас любили. Мы склонны всю нашу жизнь измерять такой меркой. Но евангельская мерка другая. Бог стал Человеком не для того, чтобы Его любили. Он пришел в наш мир чтобы любить нас, погибнуть за нас и даровать нам Воскресение. И если мы следуем Его путем, мы с неизбежностью должны уподобиться Ему и в этом.

Итак, внешние условия для монастыря хоть и важны, но второстепенны. Второстепенны, поскольку не служат самодовлеющей целью, и мы должны быть готовы к любым условиям. И важны в той мере, в какой они воздействуют на наше внутреннее устроение, на наше продвижение по маршруту в небо.

Интересно, что несколько десятилетий тому назад на другом конце земли внимательный и чуткий православный автор писал о том же самом в буквально тех же словах: «Православному монашеству по существу его чуждо такое понятие, как комфорт. Дело монаха - не давать себе послабления, жертвовать собой, и душою, и телом, ради чего-то высшего; но это в корне противоположно главному принципу современности, проистекающему из фантазии о легкой жизни на земле… Возможно перенять все внешние признаки самого чистого и возвышенного иночества… - причем исполнять это с ощущением внутреннего мира и гармонии - и при всем том не двигаться вперед ни на шаг. Возможно скрыть все свои неисцеленные страсти за фасадом формальных правил, не имея подлинной любви ко Христу и к ближнему. Это, пожалуй, самое коварное искушение для современного монаха, по вине холодного сердца и разума всего нашего поколения» (Иеромонах Серафим (Роуз). Предисловие к «Житиям Отцов» св. Григория Турского).

Нет сомнения, что мужская природа отличается от женской, что существует известное внутреннее различие между полами, в полном согласии с Писанием. Но можно ли видеть в женщине некую ущербность? Разумеется, нет. Каждому из двух полов свойственны свои особые дары, и женскому Господь сообщает их не в меньшей, а наверное в большей мере, чем мужскому: помимо жизненного опыта и данных антропологии, об этом свидетельствует наше почитание Пресвятой Богородицы. Надо надеяться, что Она поможет закусить язык хулителям женской природы.

Почему среди святых известно больше мужчин? По той простой причине, что их жизнь виднее, заметнее: цари, князья, воины, святители, пресвитеры, ученые, миссионеры… Женщина же проводит свой земной подвиг в тени, будь то семейный дом или монашеская келья. Я убежден, что святые жены и девы встречаются гораздо чаще мужчин, если учесть непрославленных святых, ихже имена весть Господь.

«Известно, что женщины плохо уживается друг с другом», - утверждает критики женского монашества, и совершенно зря. По опыту жизни, и в миру и в монастыре, мне известно противоположное. И наши монахини и послушницы, которых целый день не разлить водой, служат мне, священнику, молчаливым укором. А если кто-то ищет более объективных данных о мере добра в мужском и женском сердце, тот пускай ознакомится с уголовной статистикой и населением исправительных учреждений.

Кому много дано, с того многое спросится. С женщины многое спрашивается в жизни вообще, и в монашеской жизни особенно. Женская душа, нежная, впечатлительная и ранимая, больше страдает от зла, разлитого в мире. Она дальше стоит от святого алтаря Господня, а хозяйственно-административные упущения причиняют ей больше вреда и боли. Удивительно ли, что женские обители испытывают особенно острые болезни роста?...

Но не надо унывать. Ведь женщине - преимущественно по сравнению с мужчиной - дается тот дар, без которого невозможно восхождение ни на ту, ни на другую вершину небесного Эльбруса. Этот дар - любовь. Те, что забывают о нем, или пытаются без него обойтись, или даже просто не ценят этот дар, неизменно падают вниз, «и бысть падение их с шумом». Дай только Бог, чтобы они не увлекли за собой всех тех, кто был ими соблазнен и обманут.

В подтверждение тому - еще одна цитата из упомянутого доклада о монастырской жизни, подводящая итог нашему разговору: «Если к послушанию принуждают - это не может быть согласным с монашеской и церковной традицией. Насильно в Царство Небесное не затащишь. Не дисциплиной и даже не соблюдением устава созидается монастырское братство, а только любовью…»

В Ростовском райсуде Ярославской области слушается дело об истязаниях несовершеннолетних девочек, которые жили в православной общине в селе Мосейцево. Защитником одной из подсудимых стал иеромонах Иваново-Вознесенской епархии Макарий (Маркиш).

На прошлой неделе мы писали о новом повороте в печально известном «мосейцевском деле» — защитником одной из подсудимых стал иеромонах Иваново-Вознесенской епархии Макарий (Маркиш). В своем интервью Елене Шакуто он рассказал подробности дела о погибшей девочке.

— На скамье подсудимых по «мосейцевскому делу» — три женщины: приемная мать погибшей девочки Людмила Любимова и две ее помощницы. Кого из них вы защищаете и почему?
— Мне поступила просьба о защите со стороны мамы умершей девочки, Людмилы Любимовой. Она обратилась ко мне через свого адвоката, я ответил, что я монах, священник и нахожусь в подчинении у нашего архиерея, и такого рода запросы должны быть направлены ему. Запрос был направлен, архиерей дал резолюцию «не возражаю», и я стал защитником. Любимова обвиняется по статьям 117-й (истязание) и 156-й (неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего).

Вы были знакомы с Любимовой?
— Лично я ее не знал, но у нас были общие знакомые, разумеется, через духовенство Ивановской епархии. Здесь нас связывает личность покойного игумена Бориса Хромцова из Ярославской епархии, который скончался на территории Ивановской области. Память о нем хранится. Людмила Павловна обратилась в нашу епархию с просьбой о помощи, во многом опираясь на эту память.

— Вас самого не смутило, в чем обвиняют женщин из приемной семьи в Мосейцево? Дело достаточно щекотливое, тем более для церкви.
— Я не в детском саду. Смутило или нет, надо делать дело. Есть уголовное обвинение, каждый гражданин России может просить о защите, и в процессе может участвовать общественный защитник.

— Если исходить из фактов, перечисленных в обвинительном заключении, вы сами как представляете ситуацию с гибелью 13-летней Тани?
— Я могу говорить ровно о том, что было оглашено в судебном заседании. Было оглашено, что обнаружена смерть маленькой девочки. Но естественно, проблема намного глубже, она включает три круга вопросов, которые друг от друга зависят, но не сводятся один к другому. Первый – это безвременная смерть ребенка. Как она произошла? Если есть виновный в этой смерти, он должен понести наказание. Если это произошло в силу случайных причин, этот факт должен быть зафиксирован. Второй круг – семья девочки, ее окружение. Как у них протекала жизнь? Это более широкий круг вопросов. И третий круг, еще более широкий – это православный образ жизни, православное воспитание детей. Напрямую к церкви это не относится. Но относится к православному образу жизни.

— Следователям Людмила Любимова рассказала, что девочка упала в подвал, а потом еще упала с печки, вот и умерла. Но криминалисты обнаружили на теле погибшей следы от порядка 30 ударов, из них 6 гематом на голове. Согласно проведенной экспертизе, ребенок не мог получить такие травмы, упав с высоты собственного роста.
— Обвинительное заключение – это некие предварительные тезисы, которые становятся достоянием общественности, когда их зачитывают в суде. Но они подлежат исследованию суда. Приведу простой пример. В материалах гособвинителей есть протокол допроса свидетеля, которого на прошлой неделе допросили в зале суда. Некий Баранов рассказывал различные истории об истязании, избиении, надругательствах над девочками. Очень серьезные, на первый взгляд, доказательства, которые были бы действительно основанием для инкриминирования различных преступлений. В ходе судебного следствия выяснилось, что информация, которую этот Баранов изложил, получена им из СМИ.

Он жил в Мосейцево?
— Ничего подобного, он житель Твери. Человек, который по виду, предположительно – подчеркнем, имеет сильные психические отклонения. В обвинительном заключении этого нет. Следователь его допросил, свою задачу выполнил, но в суде его показания были исследованы, и, в общем-то…

У него была справка о психических отклонениях?
— Нет, справок не было, но стало понятно, где их можно получить, исходя из его заявлений о том, что раньше он был монахом, а потом перестал им быть, как он выразился: «Вашего Бога не желаю больше почитать». Я цитирую по памяти, это мои воспоминания. Он долго общался с прессой в коридоре суда, все им объяснял, рассказывал. А потом, когда вышел перед судом, выяснился очень характерный результат. В этой тщательной работе суда и состоит процесс, но некоторые СМИ этого не знают, не интересуются, не понимают и не хотят понимать.

— Между тем, приют в Мосейцево называли и сектой, и младостарческой общиной. Он же не имел прямого отношения к православной церкви?
— Вчера (24 марта – 1000inf.ru ) этот вопрос разбирался в показаниях свидетеля Мухтарова, автора статьи. Он выступал перед судом совершенно другой. Однако, ни один представитель прессы не остался на его допросе. Когда суд решал, будет процесс открытым или же закрытым, пресса была в напряжении. А потом они разошлись, потому что это скучно. А это интереснейшая тема, важная для судебного следствия. Было досадно, конечно. Сами просили об открытом заседании, развернулись и ушли. Так вот, Мухтаров, человек незаинтересованный, сотрудник центра религиоведческих исследований. Профессия – это не значит, что он оракул. В суде выяснилось, что были некоторые пробелы в информации, которой он владеет. Он там полдня провел, не разговаривал ни с самой Любимовой, не разговаривал со служителями церкви, куда они ходили. В общем, не смог собрать исчерпывающую информацию, составить картину. И еще был выявлен крупный дефект в процессуальном оформлении его показаний. Оказалось, что следователь просто взял его из СМИ и внес ее протокол допроса. Чего было нельзя делать.

Но вы сами как считаете – это была православная община или секта?
— Что такое секта? Секта происходит от слова «sectare» — «отделять». Была ли отделена эта группа верующих от РПЦ? Нет. Сам Мухтаров присутствовал при богослужении, в котором участвовала Любимова и ее дети. Можно ли назвать эту семью общиной? Вопрос, далекий от прямого ответа, потому что община требует социальной интеграции. Это была семья, расширенная, где были приживальцы.

Отец Макарий, вы были в этом приюте?
— Был, уже тогда, когда возбудили уголовное дело. Я не видел детей, потому что Любимову лишили родительских прав, девочек изъяли после того, что произошло в доме. Бог даст, она будет опротестовывать это решение, может быть. Девочки маму свою помнят и любят, мы видели письма, которые они писали.

Любимова удочерила девочек в младенчестве?
— Она не просто удочерила в младенчестве, это были отказники. Дети, которых взяла Любимова и другие подобные ей люди, принимали в свои семьи детей брошенных.

Они больны?
— Да. Это были дети наркоманов, проституток, разного рода больных людей, умственно неполноценных. Конечно, все эти девочки имели и продолжают иметь некоторые серьезные проблемы со здоровьем. Некоторое отставание в развитии. Хотя мы в суде слушали показания директора школы, к которой девочки были прикреплены (они проходили домашнее обучение), она сказала, что к этим детям не было претензий. Когда я побывал в приюте, я подумал, что был бы рад, если бы мои дети (но они уже все взрослые) жили в такой обстановке.

Вы хотите сказать, у них дом — полная чаша?
— Абсолютно.

А чем занимались дети в семье Любимовой?
— Крестьянским трудом. Деревенская жизнь, как полагается крестьянским детям: и скот, и огород, и работа, и учеба, и церковь, и молитва.

— В 2012 году в связи с приютом также упоминалась нехорошая история: оттуда сбежала некая Марина, страдающая олигофренией, и ее на улице подобрала ярославская семья. Женщина рассказала, что в приюте к девочкам были сексуальные домогательства, девочки рассказывали, что их возили в красивые дома к дяденькам. Как вы это прокомментируете?
— Об этом также говорили в суде. На основании этих событий защита внесла ходатайство о закрытии процесса. Судья его отклонил. Некто Онучина, корреспондент «Комсомольской правды в Ярославле», стала публиковать дезинформацию непристойного характера о Любимовой и ее семье. Последовал судебный иск, он был удовлетворен, Онучина заплатила немалую компенсацию, после чего на публике, обращаясь к Любимовой, сказала: «Я тебя уничтожу». И она это дело продолжает как может. Теперь такое несчастье произошло. Я слышал, как она в коридоре говорила своим коллегам: «Я знаю, что этих детей удочерили, чтобы сделать рабами». Я думаю, что характеристика госпожи Онучиной вполне достаточная. К сожалению, не все СМИ от этой позиции дистанцируются, не все поддерживают нейтральную позицию.

В каком эмоциональном состоянии сейчас ваша подзащитная?
— Это хороший вопрос, я благодарен, что вы об этом вспомнили. Людмила Любимова и другие женщины, ее помощницы… Есть перед кем преклониться. Какую колоссальную отвагу надо иметь, чтобы выдерживать такие трудности. Удочерить этих несчастных девочек, вместо того, чтобы подумать: «Да о них государство позаботится». Они пошли против всех течений, против этой злобы людской, против уголовного преследования и лишения родительских прав. Они не имеют злобы в себе. Я видел ту заботу, которую они оказывают не только друг другу, но и своим сокамерницам, передают иконы. Это вызывает колоссальное уважение. И эта их уверенность в божественной справедливости и людской, насколько можно на нее рассчитывать. Это просто до слез. Женщина лишилась своей семьи. Это были дети, которым она отдала всю себя. И вот — результат.
1000inf.ru

Фото: Варвара Гертье

Вконтакте

Семя, росток, ветки, цветы — так удивительно возрождается растение, постепенно и шаг за шагом. Также возрастает и человек, если прилагает свои усилия и надеется на Бога, преодолевая препятствия и становясь все сильнее. Не все знают, что цветочная флористика в храме — не просто украшение. Она также подчиняется храмовому устройству, это жертва Богу. И еще больше заставляет задуматься людей над тем, что, как цветы увядают, так и наше пребывание здесь временно.

Вот почему храмовый флорист — редкая профессия. Человек, несомненно, талантливый, со вкусом, должен разбираться еще и в христианском вероучении. Но говорить об этой профессии невозможно без самого специалиста. Мне удалось пообщаться с храмовым флористом нашего города Еленой Сивчик.

— Елена, у вас очень интересная профессия, как вы к этому пришли? Наверно украшать храм сложнее, чем светские предметы?

— Если хорошо знать историю Церкви, праздников, жития святых, и еще любить свою профессию, то, правда, нет ничего сложного. На флориста я училась в школе церковной флористики в Москве, при храме Николая Чудотворца в Измайлово. Это подворье Данилова монастыря.

— Много раз наблюдала, как долго сохраняют свою свежесть цветочные конструкции в храме. Есть какой-то секрет?

— На самом деле, секретов никаких нет. Цветы ставятся в оазис, это подпитывающая среда для них. Есть рекордсмены по времени стойкости — это гвоздики, хризантемы.

— То есть искусственные цветы в оформлении не используются?

— Нет, не используются, иногда, правда, на Рождество и на Пасху мне хочется добавить какие-нибудь элементы: крашеные шишки, колосья, имитацию пасхальных яиц. Но я стараюсь делать это минимально, чтобы они не привлекали слишком много внимания. Все-таки, основное в храме — это не цветы. Основное в храме — это молитва, иконы.

— Иногда приходится слышать мнения о том, что цветочное оформление храма ни к чему, и без этого можно обойтись. Вы, как специалист, каких целей придерживаетесь в работе?

— Радует, что искусство храмовой флористики, которое в советское время было утрачено, сейчас возрождается. Праведный Иоанн Кронштадтский не начинал Литургию, пока храм не был украшен. Сейчас все стараются к праздникам, особенно к престольным и двунадесятым, украсить храм. Мне кажется, флористические композиции должны восприниматься как единое целое и поддерживать атмосферу праздника. Мне лично очень нравится, как украшают храмы в Дивеево.

— Времена меняются и во флористике есть своя мода на выбор цветов. Есть ли такое в украшении церкви?

— Выбор цветов в храме диктует не мода. К примеру, я помню, как мне на выпускном экзамене школы флористики попался билет «Лилия». Я сама очень люблю этот цветок, поэтому очень радовалась билету. Лилия — это Богородичный цветок, символизирующий чистоту. Но он отличается резким ароматом. Поэтому я стараюсь украшать только сортом «Азиатик», он без запаха. Людей в храме много, и кто-то может не переносить этот запах. Так же прекрасно смотрится белая или розоватая азиатская лилия на оформлении Таинств Крещения и Венчания.

— Есть ли какие-то праздники, на которые украшать церковь особенно сложно?

— Есть, это Рождество и Пасха. В эти праздники всегда хочется украсить и паникадило, и царские врата. Это очень большой объем работы, Слава Богу, всегда находятся помощники. Ну и повесить эти громоздкие конструкции архисложно.

— В любой работе не без сложностей, как справляетесь с этим вы?

— Работа не начинается без благословения священника. Это основное. И мы сами читаем молитвы, как перед началом всякого благого дела, испрашивая помощи Божьей.

— На чем делаете акцент при оформлении Таинств? Наверно интересно заниматься Венчанием?

— Да, очень интересно! Перед Венчанием для меня очень важно пообщаться сначала с парой, потом уже по ходу разговора понять и предложить им что-то. Я имею в виду пару, которая уже взяла благословение на церковный брак. Свеча, букет, несомненно, будет сочетаться с платьем невесты. Цветы, ленточки, бусины — все должно быть гармонично. Аналой, на котором находится Евангелие, тоже обычно обрамляется белыми цветами. Также можно особо обозначить вход в храм.

— Было ли в вашей практике какое-то особенное оформление?

— Каждое оформление для меня всегда волнительно и трепетно, это возможность в творчестве принести все самое лучшее Господу.

— Как овладеть искусством флористики? С чего начать?

— Научиться можно всему, если иметь желание. Я чувствую себя постоянным студентом. В Измайлово иногда по воскресеньям дают мастер-классы по церковной флористике для всех желающих. Для тех, кто хочет научиться флористике — это хорошая подготовка.

— Елена, спасибо огромное за беседу! Желаю вам неиссякаемого творческого потока и помощи Божией!

Хочу написать пост про храмовую флористику и рассказать, как делаются некоторые элементы.
Сложного мало, нужно только купить определенные губки-оазисы в магазине (7 цветов, Азалия, это сеть магазинов, можно найти ближайший) и цветы на оптовом рынке возле метро Рижская. Прямо за метро. К каждой композиции нужна своя губка.
На рынке тоже продаются губки, но только такие


Хорошо подойдут обложить плащаницу.

Как красиво украсить цветами плащаницу:
Губки (фото сверху, лучше брать тонкие и длинные и к ним подложку) намочить (сначала положив вокруг плащаницы и поняв, сколько нужно). Мочить лучше в тазу, как губка утонет, значит она готова к работе.
Можно сделать на рамке, рамка и фото ниже, на рамке проще, так как оазисы крепятся друг к другу непрерывно

Цветы (хризантемы, розы, гипсофилу, зелень для закрытия "голых" мест - лучше салал, он типа нашей березы, отличная зелень забивалка голых мест) нужно обрезать, чтобы оставались стебли от бутона - 10-12 см.
И пихать все это со всех сторон в губку, как цветы напихаете и покажется, что достаточно, в оставшиеся дырки пихайте зелень, она прекрасно их закроет. Можно еще и гипсофилу купить.

Салал

Гипсофила

В конце украшения, у Вас должно получиться вот так

Из таких же губок делают и композиции на иконы, только сначала делают легкую рамку, к ней на хомуты крепят разрезанные вдоль напополам оазисы (можно завернуть их в тонкую пищевую пленку, чтобы не стекала вода, а можно просто поставить и она стечет:

Гирлянда. Гирлянда - это то, что на фото ниже.

Чтобы ее сделать, нужно купить вот такие губки-оазисы - паровозики

И по той же техноголии засовывать в них цветы.

А такую гирлянду делают из тех же оазисов, как и на плащаницу и ставят их близко друг к другу:

В общем, сложного ничего нет, пробуйте, все получится))

Совсем скоро нужно будет украшать храмы к большим праздникам. О том, кто и как подбирает цветы для украшения святыни, читайте и смотрите в фоторепортаже Юлии Маковейчук.

В праздничный день храм преображается, у чтимой иконы букеты, иконостас украшен гирляндами цветочных композиций. За окном метель, снег, жижа под ногами, а внутри - потрясающая живая красота. И создали ее не приглашенные «профи», а сами прихожанки храма - церковные флористы или, по-простому, цветочницы.

Шесть часов поисков

Два дня до престольного праздника - дня памяти святой мученицы Татианы. В большом крытом помещении Рижского рынка в Москве шум, люди выбирают, торгуются, продавцы наперебой предлагают товар:
- Вам для кого? Для солидного мужчины? Для дочки?
- Нам бы что-то нежное, для мамы.
- Здравствуйте! - вдруг замечает нас один из продавцов. - Давно вас не было, взгляните, какие нам сегодня чайные розы привезли. Я вам сейчас заверну, подождите.
Нам аккуратно упаковывают цветы и - просто дарят их. С продавцом мы знакомы давно, он знает, что цветы мы покупаем для храма.

На рынке. Помимо отдельных цветов для украшения надо выбрать букеты гостям: архиепископу Евгению Верейскому и ректору МГУ В. А. Садовничему

В этот раз по рынку ходим втроем - Татьяна Олеговна, матушка Марина и я. За шесть часов (столько времени обычно тратится только на подбор и покупку) уже наизусть выучили сегодняшний ассортимент, цены, исходили вдоль и поперек все ряды десятки раз. Мы с матушкой послушно следуем за нашим авторитетом, Татьяной Олеговной, хотя она сама себя так совсем не воспринимает, все время с нами советуется. Покупаем розы, люпины, орхидеи, гиацинты и несколько видов зеленых веток. Мы с матушкой уже несколько раз ходили с коробками к машине. Несем как драгоценность - на улице зима, все серое.

Паркуемся у дверей храма уже под вечер. Разгружаем заботливо упакованные охапки цветов

Наконец, когда уже все куплено, упаковано, уложено в машину, мы отправляемся в путь по пробкам снежной Москвы. В храме нас уже давно заждались прихожанки, много лет помогающие украшать его к празднику. Все высыпают на улицу, чтобы помочь нам перенести коробки. В притворе кажется, что весь рынок сюда переместился - столько разных цветов! Распаковываем, сортируем, расставляем по большим стеклянным вазам, делимся радостью от «добычи». Когда все цветы разобраны, начинается главное действо.

Готика и колокольчики

Татьяна Олеговна Йенсен занимается цветами в домовом храме мученицы Татианы при МГУ много лет, почти с момента его возрождения. Мы все негласно чувствуем и признаем ее первенство. Началось все с того, что однажды ей просто выдали денег из кассы и попросили купить цветы и украсить церковь к празднику.
- У нас огромный храм, огромный приход, но нет ни одного профессионального флориста. Поэтому мы все - любители, - скромно по­ясняет наш главный флорист с большим опытом.- Я бы с удовольствием окончила специальные курсы, но времени нет. Ведь мы путем проб и ошибок просто велосипеды какие-то изобретаем, когда есть точные методики! Но все равно это занятие мне очень дорого. В детстве я больше всего на свете любила собирать цветы. Лет с пяти искала их на железнодорожных косогорах, понимала, где какие растут, что с чем складывать. И вдруг на старости лет мне такое счастье - я могу украшать храм!
- А как вы выбираете цветы на рынке? У вас есть заранее какая-то концепция?
- Я думаю обо всем заранее и иногда даже вижу композиции во сне! Но рынок может тебе предложить совсем не то, что ты задумал. Окончательно все складывается во время этого бесконечного хождения между прилавками. Главное при выборе - попасть в цвет праздника. Благовещение, Крещение - основной цвет белый, Троица, преподобные - зеленый и так далее. Бывают и проблемы.

Профессор, кандидат физико-математических наук Татьяна Максимилиановна Любимова расставляет привезенные с рынка цветы в ведра с водой

Допустим, белого цвета много, но голубого и синего на богородичные праздники откуда взять? Васильки и колокольчики? Их никто никогда не продает. Для меня, несмотря на большой опыт, составление композиций каждый раз сродни решению ребуса. Ведь даже белые композиции не хочется составлять каждый раз из одних и тех же цветов, всегда думаешь, как бы добавить что-то новое. А с новым из-за царящих на рынке тенденций все непросто. Вот роза покрашена во все цвета радуги, другая переливается фиолетовым. Черная готика, одним словом! Нам это не годится. Такие ненастоящие, грязные оттенки даже не на печаль наводят - они о декадансе, об умирании говорят. Есть и еще одна профессиональная тенденция, и она мне еще больше не нравится - это корпоративный дизайн, как я его называю. Когда все предметы как из глянцевых журналов. Самый яркий пример - модные рождественские елки, больше похожие на ковровые дорожки, украшенные одинаковыми шарами. Ничего живого!

Начали!

Основа для будущей композиции - специальная зеленая губка. Ее нарезают на длинные колбаски. Колбаски помещают в ведра с водой, потом упаковывают в полиэтилен и оборачивают зеленой пластиковой сеткой - за нее удобно подвешивать готовые композиции на крючки над иконами и по верху иконостаса. Так цветы постоянно находятся во влажной среде и достаточно долго остаются свежими. Сначала нужно разместить зелень - разлапистые листья южного растения, нежные листочки и тонкие веточки. Потом рядом аккуратно раскладываются срезанные бутоны в цвет праздника, чтобы их хватило на все колбаски. Смотрим, примериваемся, перекладываем. Вроде все хорошо, подходит. Начинаем постепенно под разным углом втыкать сквозь пленку в набухшую губку цветы.

Отец Павел дает ценные указания, как правильно резать сетку. В нее потом будут заворачиваться цветочные губки, пропитанные водой

У профи, безусловно, все безумно аккуратно и точно, - рассказывает Татьяна Олеговна. - Знаешь, меня однажды одна из флористов спросила: «А сколько у вас цветов на метр уходит?» Для меня это просто шок был. Как - на метр? Сколько там лилий, сколько роз, гвоздик? Я аж язык проглотила. Хотя, если делать по-правильному, нужно рассчитать заранее. Пытаемся быть аккуратными, но так, как они, не можем. Мы же все равно не профессионалы. Но и не отчаиваемся. Ведь что благодаря цветам приносится в церковь? Приносится живая красота! И этим праздник отличается от будничной службы - будто попадаешь в особый мир! Перед началом работы мы обязательно молимся все вместе, потому что для каждого из нас это не формальная процедура. Даже если бы никого не было в церкви, мы бы все равно украшали ее с тем же усердием.

Андрей Максимов и Алена Душка забираются наверх по строительным лесам, чтобы прикрепить цветочные композиции над иконостасом

Сначала составляется главная композиция. Татьяна Олеговна всех приглашает посмотреть, все ли на месте, чего не хватает. И каждый добавляет к еще не завершенной картине собственные мазки.
Сегодня мы решили посчитать, сколько видов цветов использовали. И оказалось, что только в композиции вокруг праздничной иконы их было 15! Это без учета зелени разных сортов, которая обязательно должна быть, чтобы создавать ощущение живого поля. Поля, по которому хочется пробежаться босиком.

С пальмой по Москве

Когда наши гирлянды готовы, мы их очень осторожно переносим на солею и последний раз проверяем: все ли гармонично, нет ли ошибок в раскладке, не нарушена ли симметрия? Советуемся, добавляем последние штрихи: где-то зелени не хватает, где-то желтого цвета. И тут наступает момент, когда все всем нравится, все радостно улыбаются. Мальчики-алтарники заранее приготовили нам пятиметровую строительную конструкцию с площадкой наверху. Андрей и Алена взбираются к карнизу иконостаса. Мы тоже в стороне не остаемся: кто подносит композиции, кто с двух сторон придерживает для устойчивости конструкцию, кто бережно подает гирлянды наверх.

Заканчиваем уже к двум часам ночи. Всех, кто не успел на метро, Татьяна Олеговна ведет к себе ночевать - она живет в двух шагах от храма, в старинной квартире с высоченными потолками. Пьем чай перед сном. Завтра надо будет рано встать, чтобы успеть все доделать перед всенощной.
Когда Татьяна Олеговна только родилась, ее бабушка посадила финиковую пальму - просто съела финик и сунула косточку в пустующую кадку. Пальма вымахала до невероятных размеров, почти до потолка. Я напоминаю Татьяне Олеговне, как лет пятнадцать назад наши алтарники, теперешние священники Игорь и Павел, шли на крестный ход с веточками этой пальмы.

Ты понимаешь, она жила у нас дома больше пятидесяти лет, а храм как раз тогда совершенно нечем было украшать. Срезала листья. Как они шли! Как в самом Иерусалиме - с пальмовыми ветвями!
Утром ранний подъем. Бежим к храму, хочется все доделать, до самых мелочей, чтобы уже первые пришедшие на службу прихожане сразу почувствовали атмосферу праздника.

Матушка Марина Конотопова сосредоточенно отбирает веточки зелени для украшения напольной свечи. Именно эта свеча будет поставлена перед Царскими вратами на Евхаристическом каноне

Люди говорят иногда, что слишком много денег тратится на цветы - зачем, мол, это надо? - спрашиваю Татьяну Олеговну.
- Знаешь, сколько раз меня ругали! Я просто спросила у настоятеля, что делать? Он говорит: тратьте все деньги, которые вам дают. И после этого я успокоилась. Какие деньги дали на цветы, те и тратим. И не мудрствуем лукаво. Я прекрасно понимаю, когда нечем зарплату платить, а тут на цветы… А что, без цветов - разве можно в церкви? Когда начиналось строительство храма Христа Спасителя, в газетах писали: какое безобразие, сколько денег уходит, лучше бы построили детские сады! Но тогда в жизни ничего бы не было! Ни храма Христа Спасителя, ни Кёльнского собора, даже Покрова на Нерли, думаю, не было бы. Где предел? Когда «лишнюю» красоту можно позволить, а когда уже перебор? Не знаю. Наступят другие времена - будем из минимального исходить. Хотя я уверена, что и в самой сложной ситуации перед нашим алтарем обязательно будут живые цветы.

На анонсе Татьяна Олеговна Йенсен собирает букет для праздничной иконы св. муч. Татианы. Фото Юлии Маковейчук