Когда заканчивается пост петра и павла. Когда был установлен Петров пост? Ограничения в Петров пост

25 октября 2003 года верующие Уфимской епархии получили скорбную весть – в кардиологическом центре Уфы после третьего инфаркта, на 66-м году жизни почил в Бозе один из старейших клириков епархии – митрофорный протоиерей Николай Геннадьевич Соколов – настоятель Покровского храма Уфы, благочинный 1-го округа и духовник Уфимской епархии.

Церковь лишилась человека больших дарований, незаурядного священника и духовника, ревностного и добросовестного работника на ниве Христовой. Печальное известие о смерти дорого батюшки потрясло всех знавших его. Его сердечная болезнь особенно усугубилась в последние пять лет, но он оставался по-прежнему спокойным, усилил молитвы и личным примером доброй жизни назидал своих пасомых, помогая им «восходить в меру возраста Христова», предавая себя и своих духовных чад во всесильную Десницу Божию.

Мудрым пастырским душепопечением он способствовал мирному и правильному течению церковной жизни своего прихода, благочиния и всей епархии. Безупречная верность церковным установлениям, забота о созидании в душах людей мира, высокая требовательность, прежде всего к себе, служение окружающим своим трудом и любовью, рассудительность и умеренность, молитвенная вверенность Промыслу Божию – таковы были основные черты пастырского облика почившего.

Его широкий кругозор, богословскую образованность и компетентность высоко ценили архипастыри, имевшие его верным помощником, а также близко знавшие его духовные лица и пасомые.

Николай Соколов родился 31 марта 1938 года в Иркутске, в потомственной семье священника. С началом революционных волнений в России его дед, протоиерей Валентин Соколов, с детьми был вынужден уехать на служение в Иркутскую епархию. Отец Николая – Геннадий Валентинович в 1942 году там же, в Иркутской области, был призван в школу стрелков для подготовки и отправки на фронт. В феврале 1944 года в первом же бою Геннадий Валентинович Соколов погиб. Его вдова осталась с двумя детьми, которым старалась прививать любовь к Богу.

Знаменский кафедральный собор Иркутска, один из храмов бывшего Знаменского женского монастыря (мама Николая обучалась в приходской школе при этом монастыре), к тому времени возвращенный Церкви, стал для Николая знамением продолжения духовной традиции рода. В соборе состоялись самые важные события в его жизни – венчание и рукоположение в священный сан.

После окончания школы в 1956 году он был зачислен во 2-й класс Московской Духовной семинарии – так «от силы в силу» восходил юноша к вершинам премудрости Божией. Все каникулы, как рождественские, так и летние, Николай с однокурсником по Духовной школе диаконом Евгением Кузнецовым (ныне архиепископ Керченский Анатолий) и игуменом Иннокентием (Просвирниным, † 1994) проводил в Иркутске в соборе, неся послушание жезлоносца архиепископа Иркутского и Читинского Вениамина (Новицкого, † 1976).

Послушание второго иподиакона в то время нес студент юридического факультета Иркутского государственного университета Владимир Москаленко (ныне архиепископ Уральский и Гурьевский Антоний). В последний год обучения в семинарии Николай подружился со студентом 2-го курса Академии иеродиаконом Феофаном (Оросом), в то время и. о. архидиакона Лавры, который в свою очередь просил Николая, чтобы тот ходатайствовал перед Владыкой о его служении в Иркутской епархии.

Одноклассником Николая по семинарии был также Юрий Смирнов (ныне архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий), дружба с которым со времени учебы в Духовной школе продолжалась многие годы.

Затем Николай поступил в Московскую Духовную академию, но обучение было прервано на 1-м курсе, на период с октября 1959 по октябрь 1962 года, в связи с призывом в ряды Вооруженных Сил. Служба проходила в военной части строительных войск (традиционный род войск для духовенства) в городе Артеме Приморского края.

После демобилизации Николай Соколов был назначен на должность архивариуса Иркутского Епархиального управления. 28 октября 1962 года он вступил в брак с Верой Георгиевной Степанченко. Знакомство их произошло в Знаменском соборе, где Вера пела на клиросе.

Хиротония Николая Соколова во пресвитера с назначением настоятелем Михаило-Архангельской церкви в Иркутске состоялась 16 июня 1963 года. 15 сентября 1965 года он был назначен настоятелем Знаменского кафедрального собора Иркутска с одновременным исполнением послушания секретаря архиепископа. Исполняя эти обязанности, отец Николай в 1967 году заочно завершил обучение в Московской Духовной академии. 10 июня 1975 года епископом Иркутским и Читинским Серапионом (Фадеевым, † 1999) он был назначен настоятелем Никольского храма во Владивостоке.

Несмотря на загруженность по службе, отец Николай работал в Иркутском Госархиве, используя его материалы для написания кандидатского сочинения на тему: «Иркутская епархия в деятельности ее Предстоятелей (со времени основания по 1918 год)».

В октябре 1966 года по представлению архиепископа Иркутского и Читинского Вениамина Святейший Патриарх Алексий I наградил отца Николая наперсным крестом. В своем рапорте Патриарху Владыка Вениамин отмечал: «Священник Николай заслужил любовь и уважение верующих».

В 1967 году курс обучения в академии был закончен, и состоялась защита кандидатской работы.

Следующие награды последовали в 1970 году, когда ко дню Святой Пасхи отец Николай Соколов был удостоен сана протоиерея, и в 1975 году, когда Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен за усердное служение к празднику Святой Пасхи по представлению архиепископа Иркутского и Читинского Владимира (Котлярова, ныне митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский) наградил его палицей.

В 1971 году протоиерей Николай Соколов в составе делегации Иркутской епархии, вместе с Владыкой Вениамином и секретарем Епархиального управления И. С. Рудых, был участником Поместного Собора Русской Православной Церкви.

За время священнического служения в Иркутской епархии труды отца Николая были высоко оценены двумя архипастырями: архиепископом Вениамином и архиепископом Владимиром. В послужных списках они характеризовали протоиерея Николая Соколова как образованного и ревностного пастыря, хорошего священника, деятельного администратора прихода, доброго сослуживца, аккуратного в исполнении обязанностей секретаря архиепископа. Он любил уставное богослужение, помогал в хоровом пении, был хорошим семьянином и пользовался любовью прихожан.

В июне 1975 года отец Николай был назначен настоятелем Никольского храма во Владивостоке.

Кроме приходских дел батюшка посвящал много времени делам общественным и общецерковным. Так, в 1976 году он участвовал в качестве делегата в конференции сторонников мира Приморского края, где был избран в число участников пленума Приморского краевого комитета защиты мира. Также, несмотря на большую нагрузку в Свято-Никольском храме, он вместе с другими штатными священниками окормлял Михаило-Архангельский молитвенный дом в городе Арсеньеве.

Однако вскоре на его здоровье стали сказываться сложные климатические условия Владивостока. В связи с этим 21 марта 1980 года протоиерей Николай подал прошение Владыке Серапиону с просьбой о переводе в Уфимскую епархию. 1 мая 1980 года просьба была удовлетворена, и уже 1 июня того же года протоиерей Николай, согласно прошению, был принят в Уфимскую епархию епископом Уфимским и Стерлитамакским Анатолием (ныне архиепископ Керченский).

Сразу по прибытии в Уфимскую епархию он был зачислен на должность личного секретаря епископа с обязанностями архивариуса Епархиального управления, а 17 июня был назначен на вакантное место настоятеля Покровской церкви в Уфе. В том же году на него дополнительно были возложены обязанности благочиннического надзора за приходами, расположенными в черте города Уфы. Отец Николай заботился о строго уставном совершении богослужений на приходах и достойном исполнении духовенством своих пастырских обязанностей.

В 1982 года к празднику Святой Пасхи протоиерей Николай был награжден Святейшим Патриархом Пименом крестом с украшениями. 9 февраля 1987 года он был назначен благочинным 1-го благочиннического округа Уфимской епархии. Спустя год последовало награждение митрой. В 1988 году он был участником Поместного Собора Русской Православной Церкви от Уфимской епархии.

25 октября 1989 года в связи с кризисной обстановкой, возникшей в Сергиевском кафедральном соборе из-за отсутствия штатного настоятеля, отец Николай был назначен почетным настоятелем в Сергиевский кафедральный собор без освобождения от обязанностей настоятеля Покровской церкви. 25 января 1990 года он был освобожден от обязанностей настоятеля Покровской церкви и назначен настоятелем Сергиевского кафедрального собора с оставлением за ним должности почетного настоятеля Покровской церкви.

16 июля 1990 года Владыка Анатолий выразил отцу Николаю благодарность за проделанную им работу по расширению и приведению в порядок здания и хозяйства кафедрального собора и, исполняя свое слово, вернул его в Покровскую церковь для несения настоятельского послушания. Одновременно на него было возложено временное исполнение обязанностей почетного настоятеля Сергиевского кафедрального собора до назначения туда штатного настоятеля. Он также оставался секретарем епархии.

17 марта 1992 года за усердное служение Церкви Божией к празднику Святой Пасхи по представлению епископа Уфимского и Стерлитамакского Никона протоиерей Николай был награжден Святейшим Патриархом Алексием II правом служения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Херувимской песни.

Из-за больших физических и эмоциональных нагрузок и болезней отец Николай в 1992 году был вынужден просить епископа Никона об освобождении его от послушания секретаря Епархиального управления, о чем Владыка очень сожалел.

В 1997 году во внимание к усердному служению протоиерей Николай был награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского III степени, в 1998 году Святейшим Патриархом Алексием II – орденом святого благоверного князя Даниила Московского III степени, в связи с 60-летием. В 1999 году Святейшим Патриархом Алексием II удостоен права служения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Отче наш...

31 августа 2000 года протоиерей Николай Соколов был назначен духовником Уфимской епархии и нес это ответственное послушание до смерти. Последней его наградой была юбилейная Патриаршая грамота.

Жизнерадостность и неизменное усердие всегда были присущи батюшке. Несмотря на тяжелую болезнь, он не прекращал своего служения и отдавал себя другим, не требуя ничего взамен.

Еще в то время, когда отец Николай нес послушание секретаря епископа, несмотря на занятость и нехватку времени, он много сил уделял общественной работе: организовывал и сам читал лекции по религиоведению в Башкирском государственном университете, медицинском институте и других вузах, проводил занятия по священной истории Ветхого Завета в школе-лицее, выступал по радио и телевидению с беседами на различные религиозные темы, напечатал цикл статей в уфимских газетах.

Как истинный пастырь Православной Церкви, он не жалел себя ради проповеди Христа в мире. Знания, полученные им в Духовных школах, и огромный опыт, накопленный за годы священнического служения, и поныне служат многим верующим Уфимской епархии. Под его руководством были составлены служба и Акафист преподобному Моисею Уфимскому.

Отец Николай со своей матушкой все свои отпуска проводили в поездках по святым местам, чаще всего по монастырям. Особенно они любили молиться в Пюхтицком монастыре.

Церковные богослужения, которые он совершал с необыкновенной ревностью, были для протоиерея Николая не только пастырским долгом, но необходимым условием внутренней жизни. Преодолевая болезнь, он часто совершал Литургию и исполнял очередные требы. Он положил много труда для воспитания паствы в любви и мире. Церковная жизнь его прихода была примером размеренности и порядка.

Покойного отца протоиерея отличало высокое сознание пастырского долга и самоотверженное его исполнение. Исключительная скромность и духовная любовь к ближним снискали ему всеобщую любовь и уважение со стороны архипастырей, сослуживцев и паствы. Отец Николай был добрым тружеником на ниве Христовой и за сорокалетнее служение Церкви Божией был удостоен всех священнических наград, включая совершение Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Отче наш...

Отпевание покойного протоиерея Николая совершал архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон и шестьдесят клириков епархии при большом стечении прихожан и духовных чад отца Николая. Перед чином отпевания архиепископ Никон выразил соболезнования его супруге, матушке Вере (регенту Покровского храма города Уфы), его сродникам и осиротевшим духовным чадам.

Владыка охарактеризовал почившего как человека, основной чертой мировоззрения которого были церковность, непоколебимая вера в Бога, преданность канонам и Матери-Церкви. Его послушание церковному начальству являлось примером для собратьев и паствы. Владыка сказал, что «Господь в Небесном Царствии воздаст достойную награду верному Своему и благому рабу, стоявшему на своей страже до последнего вздоха. А на земле пусть будет ему наградой вечная, светлая и благодарная память всех его знавших, всех его духовных чад и почитателей, единодушно и убежденно признающих, что их пастырь имеет дерзновение перед Богом. Ибо все, что ищет в своем пастыре верующая православная душа, было нам дано в почившем отце протоиерее. Господь проявил к почившему Свою особую милость, посетив его болезнью, дабы принять его уже подготовленного терпением и молитвой, очищенного покаянием в Свои вечные обители».

С глубоким удовлетворением присутствовавшие на отпевании встретили решение Владыки похоронить горячо любимого всеми пастыря в ограде Покровского храма, близ алтаря, где до этого никого не хоронили. При пении ирмосов Великого Канона Помощник и Покровитель... гроб с телом почившего был обнесен вокруг Покровского храма и предан земле. Отец Николай при земной жизни жил заботами своих духовных чад, в этот храм они приходили к нему за советами – и после смерти он остается вместе с ними. Придя в этот храм, каждый может получить благословение на могиле своего пастыря.

Светлый образ почившего всегда будет жив в памяти его знавших. Покойный подвизался подвигом добрым и закончил течение земной жизни, сохранив залог веры. Да воздаст Господь своему рабу, возлюбившему правду и верному до смерти, венец правды и жизни и со святыми упокоит его в селениях праведных!

* Василий Субботин, свящ. Протоиерей Николай Соколов // Журнал Московской Патриархии, 2004. N 3. - С. 22-26.

** Священник Василий Субботин - ныне епископ Салаватский и Кумертауский Николай

Протоиерей Николай Соколов (настоятель)

Хиротонии: Николай Владимирович Соколов был хиротонисан 07 апреля 1982 года партриархом Пименом в сан диакона. 08 сентября 1988 года еп. Феофан (Галинский) Берлинский совершил иерейскую хиротонию.

Образование: Московская Государственная Консерватория (1975г.), Московская Духовная Академия (1980г.) кандидат богословия, доцент.

Награды: набедренник, камилавка, наперсный крест, сан протоиерея, палица, крест с украшениями, митра. Орден Благоверного князя Даниила Московского II и III степени, орден кн.Владимира II степени, орден преп.Серафима III степени, орден Дружбы, орден свт.Николая III степени (от дома Романовых).

Является настоятелем патриарших подворий в Афинеево – храм Святителя Николая и Плесково – храм преподобного Сергия Радонежского, а также храмов Покрова Пресвятой Богородицы в Плесково, Всех святых в п. Раздоры, Архангела Михаила на ПТК «Радость моя», храма св. великомученика Димитрия Солунского в д. Сосенки, Калужской области, часовни (бывшего храма) св. великомученика Димитрия Солунского в международном детском фонде (г. Москва).

• Декан Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета.
• Преподаватель Священного Писания Ветхого Завета на кафедре библеистики Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета с 1991 г., профессор.
• Заместитель председателя специального Ученого Совета по защите диссертаций
• Сопредседатель секции по искусству Международных Рождественских образовательных чтений с 2001г.
• Член комиссии Межсоборного присутствия по вопросам приходской жизни и приходской практики с 16 декабря 2010 г.
• Член Патриаршего Совета по Культуре.

Хиротонии: Андрей Николаевич Румянцев был хиротонисан 17 февраля 1997 года партриархом Алексием II в сан диакона, а 03 июля 1998 года в сан иерея.

Образование: Москвовское художественное училище имени 1905 года (1992г.), Московская Духовная Семинария (1996г.).

Награды: набедренник, камилавка, наперсный крест, сан протоиерея.

Член искусствоведческой комиссии Московской епархии.

Хиротонии: Алексей Федорович Лымарев был хиротонисан 05 октября 2003 года еп. Алексием (Фроловым) в сан диакона. 02 апреля 2005 года еп. Александр (Агриков) совершил иерейскую хиротонию.

Образование: Московская Духовная Семинария (1995г.), Московская Духовная Академия (1999г.), ФДО Московского Педагогического Государственного Университета (2002г.).

Награды: набедренник, камилавка.

Член миссионерской комиссии Московской епархии.

Иерей Андрей Зуевский

Хиротонии: Андрей Евгеньевич Зуевский был хиротонисан 21 ноября 2002 в сан диакона. 15 января 2004 года рукоположен в сан иерея.

Образование: Московский Авиационный Институт им. С. Орждоникидзе по специальности инженер-технолог по самолетостроению (1991г.), Московская Духовная Семинария (2001г.), Московская Духовная Академия (2005г.).

13 июня 2007 года присуждена ученая степень кандидата богословия за диссертацию на тему: «Экзегеза Нового Завета в творениях Дидима Слепца». В настоящее время, помимо служения, проводит катехизаторские беседы на православном телеканале «Радость моя» и занимается переводами творений Святых Отцов с древнегреческого языка.

Хиротонии: Алексей Владимирович Ряховский был хиротонисан 17 октября 2004 года еп. Александром (Агриковым) в сан диакона.

Образование: Славянский Деловой Институт (2005г.), Православный Свято-Тихоновский Гуманитарный Университет (2006г.).

К празднику Святой Пасхи 2012 г. награжден правом ношения двойного ораря.

Протоиерей Федор Соколов.

21 февраля 2000 года, в день памяти своего небесного покровителя великомученика Феодора Стратилата, погиб в автомобильной катастрофе протоиерей Феодор Соколов, настоятель Спасо-Преображенского храма в Тушине. Сотни прихожан лишились мудрого духовного наставника, осиротела большая семья отца Феодора - жена и девять детей. Невозможно передать словами горе его матери.

Протоиерею Феодору Соколову был всего сорок один год. И по всем земным меркам ему бы еще жить да жить... По христианским же понятиям человек умирает тогда, когда его душа более всего созрела для перехода в жизнь иную.

Вся его жизнь была пламенным горением любви ко Господу и людям. О. Феодор родился в семье, глубоко укорененной в православной вере. Его дед, Петр Никологорский, был сыном дьячка, воспитывался в Московской духовной семинарии. В послереволюционные годы семья была репрессирована, и родственники распределили детей по семьям, проживавшим в иных местах, где власти не знали о происхождении ребенка.

Вот что пишет в своей книге «Правдой будет сказать» старший брат о. Феодора Серафим, в священстве - епископ Новосибирский и Бердский Сергий: «Мне, милостию Божией, суждено было родиться в семье московского священника, прослужившего у престола Божия более сорока лет в одном приходе и благим примером побудившего всех своих пятерых детей связать жизнь со служением Церкви Божией. Только сейчас я осознаю всю глубину духовной жизни моего отца-священнослужителя, сумевшего сохранить сердечный мир и неподдельное уважение ко всем людям, несмотря на то, что в сталинских лагерях погиб его отец и наш дед, тоже священнослужитель, что по приказу "тройки" был расстрелян по навету старший брат, что семья была до нитки обобрана воинствующими безбожниками и сам он, как "лишенец", не был допущен к вступительным экзаменам в высшее учебное заведение.

Отец простил всех, как учит и к чему призывает нас Евангелие, и поэтому, когда несколько лет назад стали открывать секретные архивы и мир узнал о великих жертвах тех лет, он был совершенно спокоен и явно не хотел вспоминать прошлое. Эту умиротворенность он передал и нам, своим детям, что мне лично позволило при

открывшихся для Церкви благоприятных обстоятельствах для проповеди и самого широко служения сразу же, не оглядываясь назад, включиться в созидательную работу.

Воспитанием нашим в основном занималась мама, художница по образованию, но отложившая мольберт и кисть на многие годы и, таким образом, принесшая в жертву свой талант ради всестороннего развития своих детей. Благодаря этому все мы были воспитаны в духе церковности и получили прекрасное образование, в основном музыкальное. После достижения совершенного возраста у всех нас постепенно сложилось убеждение, что жизнь свою мы должны посвятить служению Церкви, хотя отец нас никогда к этому не призывал».

Большое влияние на воспитание юных душ в годы безверия оказал дедушка со стороны матери Николай Евграфович Пестов. После вечернего чая никто не расходился. Часам к шести на террасу собиралась детвора от шести до шестнадцати лет, многие с родителями. Содержание бесед во многом отличалось от тех, которые Николай Евграфович проводил с ребятами в детстве. Он уже не читал жития святых по святителю Димитрию Ростовскому, говорил: "Это написано в основном монахами и для монахов, написано в далекие от нас времена. Наставления для монахов не годятся для веселой молодежи, начинающей свою жизнь в суете шумной огромной столицы. В разные времена Бог посылал еврейскому народу разных пророков. Теперь верующие люди должны руководствоваться современными наставниками, а духовная литература должна соответствовать умственному развитию новых людей». Он обсуждал со слушателями характеры и поведение героев всем классической художественной литературы. Николай Евграфович критически относился, например, к Лермонтову, возмущался поведением Печорина, называя его подлецом. Лермонтов находил что-то прекрасное в образе демона, а Николай Евграфович доказывал, что в сатане нет ничего привлекательного, а только ложь, гнусность и греховная скверна.

Николай Евграфович приводил примеры из жизни замечательных современников, со многими из которых он встречался в жизни. Слушатели ловили каждое его слово, сидели, затаив дыхание. Потом многие высказывались, задавали вопросы. Николай Евграфович отвечал, ссылаясь на тексты Священного Писания, как на руководство в жизни, как на свет, озаряющий путь человека. Николай Евграфович задавал детям вопросы, спрашивал, как следовало бы поступить христианину в том или другом случае. Часто начинались горячие диспуты. Николай Евграфович, пользуясь своим авторитетом, ссылался на подобные ситуации в жизни святых, приводил яркие примеры из жизни подвижников благочестия. Он не делал ударений на внешнюю обстановку, но подчеркивал внутренний мир человека, его духовный рост, цель его жизни.

Эти беседы длились около двух часов и оставляли у всех глубокое впечатление, ибо слова Николая Евграфовича были как зрелые духовные семена, падающие на мягкую почву молодых и чистых сердец. Когда Николай Евграфович гулял в ограде храма, ребята часто окружали его и происходили подобные встречи: в тени вековых лип, сидя на лавочках и на траве, дети внимали словам дедушки. Среди них был Миша Крюков, друг Феди. Миша теперь иеромонах Иероним, служит священником в селе Гребнево, говорит прекрасные проповеди и молится над могилой Николая Евграфовича, похороненного за алтарем храма. Да и почти все мальчики, слушавшие в 70-е годы Николая Евграфовича, стали священниками: трое сыновей отца Владимира Недосекина, сыновья отца Георгия Рзянина, прослужившего в Гребневе дольше всех.

Павлик Вишневский, часто подолгу гостивший у Соколовых, служит священником в Москве. Двоюродный брат его Коля (сын отца Петра Деревянко) стал архимандритом Петром. Перечисленные мальчики были товарищами детей семьи Соколовых. Летом они все вместе ходили в храм, гуляли по лесу, играли в крокет и т.п. С некоторыми дети познакомились во время паломнических поездок с родителями.

Из воспоминаний мамы отца Феодора - Натальи Николаевны:

«В конце 60-х годов советская власть не допускала несовершеннолетних к участию в богослужении. Феденька разложил с отцом на столе карту Москвы, отметил крестиками открытые в те годы храмы: их было совсем немного, около сорока. Отец Владимир объяснил сыну, на каком транспорте и куда удобнее доехать. Феде хотелось все посмотреть. Он объехал многие храмы, но лучше собора в Елохове не нашел и тоже стал ездить туда».

В 1979 г. Ф. Соколов окончил школу, в 1977-79 гг. проходил военную службу, был десантником. В 1979 г. он поступил в Духовную семинарию, в 1982 - в Академию, в 1986 г. стал кандидатом богословия; с 1979 по 1990 г. был референтом Святейшего Патриарха Пимена. 7 августа 1982 г. рукоположен во диакона, а 6 января 1983 г. - во иерея. Первым

храмом, где служил о. Феодор, был храм Успения Пресвятой Богородицы в Гончарах.

21 мая 1990 г. протоиерей Феодор Соколов был назначен настоятелем в храм Преображения Господня в Тушине. В это время от храма оставались одни стены, а на территории были склад и свалка. Но богослужения начались сразу же; через 20 дней о. Феодор отслужил заупокойную службу сорокового дня по Святейшему Патриарху Пимену и молебен на начало благого дела, а 17 августа храм освятил Святейший Патриарх Алексий II.

За время своего служения о. Феодор не только полностью восстановил храм, но и сделал его поистине центром духовного притяжения: за Великий пост здесь принимает причастие 10 000 человек, на обычных воскресных службах к Святой Чаше подходят сотни причастников.

С 1995 г. о. Феодор был заместителем председателя Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. Свою последнюю церковную награду - наперсный крест с украшениями - он получил 7 апреля 1999 г.

Семья батюшки была многодетной. Девятый ребенок появился на свет 5 января 2000 г., когда о. Федор сопровождал Святейшего Патриарха в поездке по Святой Земле. Девочку назвали Анной. А в день своего святого, полтора месяца спустя, о. Феодор после богослужения отправился в однодневную командировку по линии МВД в г. Плесс Ивановской области. Машину вел друг и водитель о. Феодора Георгий. До Плесса оставалось 40 км, когда произошло столкновение, в котором не было виновных...

За свою короткую жизнь он успел восстановить храм, собрать одну из самых больших общин в Москве, заложить фундамент новых отношений Церкви и армии (ему

принадлежит право называться первым военным священником в возрождающейся России), примирить с Богом сотни заблудших душ в местах лишения свободы.

Щедро награжденный от Бога многими талантами, он стяжал редкий для наших дней дар - дар любви. Ниже с небольшими сокращениями приведен отрывок из книги о протоиерее Феодоре Соколове "Дар любви" - воспоминания Галины Соколовой, жены отца Феодора:

«Родилась я в белорусской деревне, в Полесье, а в Москву приехала после школы в 1980 году - надо было помочь сестре. Мама отпустила меня в Москву с благословением обязательно посетить Троице-Сергиеву Лавру, и после первого же моего посещения Лавры я отчетливо поняла, что моя дальнейшая жизнь может быть связана только с ней и с Богом.

Вскоре я стала работать в семинарской столовой. Жила вместе с сестрой Верой, которая перебралась в Загорск (так в то время назывался Сергиев Посад) еще до моего приезда, вместе с ней и работала. Полтора года моей жизни в Лавре - это кладезь, из которого я черпаю и по сей день. Именно там я увидела и почувствовала светлую и чистую жизнь, совершенно иную, ни на что не похожую. Я благодарю Господа, что Он сохранил юность мою и наполнил Своей благодатью. Теплым светом озаряются мои воспоминания о первых встречах с Федюшей. Федюша мне потом рассказывал, как он впервые меня увидел: «Ребята наши все про тебя говорили: у нас новенькая появилась, уж такая веселая. Я стоял с ребятами, а ты столы вытирала. Я посмотрел на тебя сбоку и говорю им: вот хорошая-то матушка будет. И все. Без всякой связи с собой».

Однажды Федя пришел со своим другом Николаем Кондратьевым в столовую в перерыве между обедом и ужином. Сели они за стол, расположились, открыли принесенную с собой коробку и сидят. Я занимаюсь своими делами, прохожу мимо, а Николай Кондратьев, друг Федюшин, говорит мне: «Матушка, как тебя зовут?» - «Да ладно вам, - говорю,- вы знаете как. Матушкой меня зовут». - «Нет, ты скажи имя, мы в первый раз пришли». - «Галя меня зовут». -« Матушка, принеси нам чайку». Я принесла, обслужила их и пошла себе. А когда они уходили, Федюша ко мне обратился: « Матушка, попейте чайку с халвой, мы вам тоже оставили». - «Спасибо, - говорю, - мне сейчас некогда, я потом попью». -« Вы точно возьмете?» - «Точно. Вот дело доделаю, возьму вашу халву и съем за ваше здоровье». Конечно, я забыла про эту халву. А на ужин они приходят, подходят ко мне: «Ну, как, матушка Галя, халва вкусная? Понравилась?» А я говорю: «Ах, забыла, конечно». Они так расстроились! Федюша потом говорил: «Пошли к столу, где сидели, смотрим - коробочка стоит пустая». Я их потом успокаивала: «Ничего, ребята съели за ваше здоровье, какая разница». Этот случай с халвой нам с Феденькой очень памятен, и поэтому халву в нашем доме все любят.

Когда я впервые увидела его глаза, я почувствовала, что он не такой, как все, чем-то он отличался. В то время знать этого я не могла, я тогда еще даже имени его не знала. Наверное, это наши души друг другу знаки подавали: вот я. Так мы и познакомились.

Потом я его видела издали, но он ко мне не подходил. С того времени у меня появилась к нему не то чтобы симпатия, а я стала выделять его среди других. Помню, на Пасху, выхожу в зал, смотрю - сидит за третьим столом... в подряснике! Я так испугалась, и быстрей обратно на кухню. Думаю: «Мамочки мои! Он, наверное, женат, уже диакон, а я о нем думала! Грех-то какой! Что делать?» Пошла к нему, а он сидит, смотрит на меня и улыбается. Я подхожу, переборов волнение, и говорю: «Христос воскресе!» - «Воистину воскресе!» - «Кто ты?». Федюша мне рассказывал: «Я сразу понял, что ты выглядывала и потом ушла. А когда спросила «кто ты», я понял, что ты имеешь в виду, понял, что я тебе небезразличен, и успокоился». «Не волнуйся, - он мне тогда ответил, - меня благословили носить подрясник». Вздохнула я с облегчением и пошла, успокоенная тем, что нет греха в том, что я о нем думала. А потом началось лето, и Федюша уехал со Святейшим. Я тогда даже не знала, что он иподиакон у Патриарха. За мной ухаживали разные мальчики. Ну, как ухаживали: подойдет, принесет яблочко, пирожок, угостит или вызовется провожать домой. Ходили мы обычно втроем: моя сестра Вера, подружка наша Мария и я. В случае, если к нашей компании добавлялся провожатый, это сразу замечалось. В семинарии же все открыто, все перед глазами: ага, понятно...

Лето прошло, а Федюши нет. Потом наступил праздник Преподобного Сергия, осенний. Ах, мамочки мои, пришел! Я тогда мыла посуду… И он остался у меня около мойки, покуда я всю посуду не перемыла. Обычно я все быстро делаю, а тут смотрю - посуда-то у меня не вымывается. Все мою и мою, а он все говорит и говорит. Уже все отдыхают, чай пьют, а я все мою и мою. Мария, что с нами жила, раз пройдет мимо, второй, третий, все смотрит, повара косятся. Они все знали, кто он такой, а я-то не знала. Думала, просто Федя, семинарист. И только когда он наговорился вдоволь, а я вымыла все кастрюли, черпаки, он со мной распрощался. Дома Марийка и Вера в два голоса устроили мне взбучку: « Ты знаешь, с кем ты стояла? Ты знаешь, что он у Патриарха иподиакон? У него семья какая, отец - священник! У тебя начинается серьезная жизнь. Брось свои шутки. Надо быть серьезней, в конце концов». Я про себя думала: «Не могу я быть другой, мрачной, серьезной, нет во мне этого», - но отвечала: «Ладно, буду». Потом, между Преподобным и Покровом, он подходил ко мне и все приглашал в Москву, в Елоховский собор на службу. Я же, «пропесоченная» Марийкой и Верой, отвечала: «Да у нас и тут службы очень хорошие, и тут очень красиво поют». Мне не хотелось признаться, что я нигде, кроме Загорска, не была. Я пошла к батюшке, и он меня благословил на поездку. Приехала я в собор и во время службы даже встретилась с ним взглядом. Но как служба отошла, я пошла по всем иконам. Никто меня этому не учил, но я чувствовала в этом какую-то потребность и всегда после службы ходила по иконам. Я подхожу к мощам святителя Алексия, к Казанской, к другим иконам, а везде ж очереди. Покуда это я очереди выстою, покуда приложусь, уже и храм пустой. Вышла из собора, когда в нем полы мыть заканчивали. А Федя что? Служба закончилась, Патриарх уехал, он оделся и стоит у храма, меня караулит. Стоял, стоял и решил, что он меня проглядел, что я уже уехала, повернулся и пошел к метро. Так было несколько раз, и только на Покров Божией Матери состоялась наша первая прогулка.

…На Преподобного Сергия на всенощной я не была, дежурила. Он пришел в столовую, принес благословленный хлеб, дал мне его и при этом мою руку как сжал! У меня внутри все загорелось. Я схватила этот хлеб: спаси, Господи! Столько много я никогда не видела. Нам давали по кусочку, так благоговеешь над этим кусочком, не знаешь, как его скушать. А тут - целый хлеб! А на утро в Успенском соборе Лавры была патриаршая служба. Я в тот день не работала. Подхожу к собору, ребята семинаристы меня все знали, пропустили по левому ходу, и я встала около хора. Стою, молюсь, смотрю - Федя выходит. После службы мы вместе с Верой втроем прошлись. На Покров Федя меня пригласил в Елоховский. Он потом рассказывал: «Я решил, буду в соборе тебя ждать, не на улице, а внутри». И потом, когда мы гуляли, он говорил: «Понял я, почему не мог тебя дождаться раньше. Ты ходишь по всем иконам, прикладываешься, а везде очереди, я и уходил раньше, тебя не дождавшись. Прости меня, пожалуйста». И вот на Покров я отстояла очередь к святителю Алексию, иду к Казанской - стоит около иконы с портфельчиком, улыбается, ждет меня! Я приложилась к Казанской, потом пошла к святителю Николаю, к Матери Божией «Взыскание погибших», потом мы уже вместе вышли из собора, перешли улочку и пошли вперед. Моросил дождик. Первый раз идем вдвоем, а я и не знаю, как себя вести. Помню, портфель у него был новый. Он к нему, наверное, еще не привык, и говорит: «Я тебе сейчас просфорочку достану». Открывает портфель, и все из него посыпалось на асфальт. Собрали мы рассыпанные вещи, он выпрямился, и я машинально его под руку - хвать, чтобы держаться удобней. Тут же сама испугалась своей смелости, руку отдернула, а он говорит: «Бери, бери». С каким трепетом положила я потихонечку свою руку на его! В этот день мы гуляли около Данилова монастыря, прошлись в Донской и Новодевичий - казалось, всю Москву исходили. Потом пошли в кафе, кофе пили. Он мне стакан подает, а я не пью, потому что в стакане ложка. Я думаю: «Как же я возьму этот стакан, если ложка там мешается? И куда мне ее положить? На стол не положишь - грязный, а начнешь пить - она по лицу стукнет. Нет, буду ждать, как он сделает». Смотрю, он спокойно одним пальчиком ложку придерживает и пьет. «Вот, - думаю, - голова садовая, таких мелочей не знаю». Потом я, конечно, ему все рассказывала. Он меня так жалел! « Бедненькая ты моя, - приговаривал, - досталось тебе со мной. У тебя все так просто. Меня просто поразила твоя простота, непосредственность. Так это мне понравилось! Увидел я, что не старалась ты понравиться, не обдумывала, что и как сказать, а была сама собой. Я тебя люблю за эту простоту и доброту. Больше мне ничего не нужно». После праздника Покрова, Божья Матерь взяла нас под Свой покров. Буквально после первой же прогулки он мне сделал предложение.

На следующий день после праздника встретились мы после работы. Из Лавры вышли, идем по аллейке, и я ему рассказываю, что у нас на кухне уже разговоры пошли. Когда в семинарии узнали, что Федюша стал за мной ухаживать, тут враг стал действовать открыто. Если другой юноша подходил или даже провожал, никаких особенных препятствий извне не было. Даже «вразумления» сестры были общевоспитательного характера: она не требовала от меня, чтобы я вовсе не общалась с мальчиками, а лишь призывала к серьезности. Но как только появился Федюша, я сразу почувствовала давление. Помню, меня две девушки вызвали на улицу и говорят: «Ты знаешь, из какой он семьи? Ты знаешь, какая у него мама? Она такая мадам, она вся в золоте, она в шляпе, у нее такие прически, она так одевается! А ты какая?» Я стою и молюсь про себя: «Господи,

помоги!» Очень скоро я узнала, что мама Федюши совсем не такая, какой мне ее рисовали. Так враг стремился разрушить наш будущий брак в пору, когда мы сами с Федей о нем и не думали. Не стала я ему рассказывать об этой истории с девушками, только посетовала, что беспокоюсь по поводу разговоров на кухне. «А чего беспокоиться? Я уже обдумал, как познакомлю тебя с мамой и папой. Галочка, ты выйдешь за меня замуж?». Что я пережила в тот момент - не берусь описывать. Помню, что растерялась, не ожидала, что так вот сразу все произойдет, и говорю: « Ой, страшно даже и подумать. Я ведь из деревни, а ты из Москвы. У тебя семья вон какая, а мы простые люди». Долго мы потом беседовали. О том, как он представит меня своим родителям, как будем просить их благословения на брак. Говорил, конечно, он, я же слушала и удивлялась: передо мной открывался мир, о котором я никогда не слышала, даже в книгах не читала. «Я тебя поторопил с ответом, но ты не спеши, подумай. Ты должна знать, на что решаешься. Ты знаешь, какой должна быть матушка? Я же буду священником, и кто знает, какое будет время? Мой дедушка был дьяконом, он за веру Христову пострадал. Церковь всегда переживала притеснения. Ты сейчас только к вере пришла и многого не знаешь, а сумеешь ли нести крест матушки, жены священника? В жизни все может быть, и насмешки: «Жена попа», чувствуешь ли ты готовность к этому» Я так посмотрела на него и говорю: «Федюша, куда ты, туда и я. Я тебе полностью доверяю. Будем молиться, чтобы Господь нас сохранил, чтобы я сумела быть твоей матушкой, деток воспитать». - «Нужно будет жертвовать собой». - «Как жертвовать, чем?» -«Своей молодостью, своей жизнью. Мы с тобой сейчас поженимся и, если Господь нам даст деток, не будем жить и веселиться, как сейчас. Это сейчас нам с тобой так весело, так хорошо. Закончатся сплошные воскресенья, наступят будни. Будет свой приход, нужно будет держать себя в каких-то рамках. Сумеешь ли ты все это перенести?» - «Я знаю одно, Федюша, ты у меня есть, и я буду стараться вести себя так, как ты мне будешь подсказывать, и все силы приложу к тому, чтобы тебе никогда не пришлось за меня краснеть». Конечно, я тогда и не представляла всего, что меня ждет на самом деле, какой крест несет матушка, какой она должна быть. Он-то знал, когда предостерегал меня, и знал не только по книгам. А я даже и не задумывалась о той огромной разнице, которая существует между женой священника и мирянина. Теперь-то я знаю, что заключается она не в привилегиях, а в обязанностях: как вести себя с людьми, как деток воспитывать. Слова апостола Павла: «Жена - слава мужа» относятся ко всем женщинам, но в первую очередь к женам священников.

Своим родителям Федюша меня представил еще постом. «Я так волновался перед тем, как сказать им, что встретил девушку, на которой хотел бы жениться, - вспоминал Федя. - Приехал после занятий пообедать, чтобы потом вечером служить с Патриархом, и за обедом рассказываю, как идут занятия, что сейчас собираюсь на службу со Святейшим, а сам все думаю, как же мне сказать маме с папой? Второе кончаю, чай выпил, уже надо уходить, а я все никак не могу начать. Встаем, уже поблагодарили Господа, и тут я говорю: - «Папа, мама. Вы меня все спрашивали, ищу ли я невесту, я нашел ее. Привезу вам ее показать». Мама: «Ах! Уже даже и показать везешь? А кто она, откуда?» -«Из Белоруссии». -« Из Белор-у-уссии? А сколько ей лет?» -« Восемнадцать». -«Ой, ребенок, совсем ребенок!» Договорились на какой-то день, и Федюша меня привез. Я ужасно волновалась. Федюша говорит: «Ты не бойся, я все время буду с тобой. У нас мама такая любопытная, она будет тебе вопросы задавать, но ты не волнуйся, я за тебя на все отвечу. Я тебя не оставлю ни на шаг. Я буду держать тебя за руку». И вот привез меня Федюша, заходим в дом, мамочка нас встречает, мы с ней поздоровались, поцеловались. Тут же стали накрывать на стол, сели обедать. Начались обыкновенные вопросы: откуда, какая семья. Мама Федюши Наталья Николаевна все расспрашивала, а я подробно ей рассказывала. Контакт у нас с ней сразу возник, и волнение моментально улетучилось. После обеда я мыла с ней посуду, и мы все говорили, говорили. Федюша мне потом рассказывал: «Ты мамочке моей очень понравилась. Она сказала: «Такие руки, как у Галочки, все смогут сделать». Я посмотрела на них - руки как руки. Какие же они должны быть? А он мне: «У тебя же маникюра нет, колец не носишь. А потом, ты пришла, стала помогать стол накрывать, посуду мыла, и мама сразу заметила, что ты труда не боишься». Потом назначили день свадьбы. Мама с папой говорят: «Мы решили, что вас молодых мучить? Если вы любите друг друга, чего вам ждать какого-то лета? Прямо после Пасхи и отпразднуем свадьбу». Нам с Федюшей настолько было хорошо вместе, что мы даже и о свадьбе не думали, но, конечно, с радостью согласились. Назначили дату, стали готовиться. Они мне все купили: и материал на платье, и туфли. Я только фату из Белоруссии привезла. Очень красивая была фата, многие потом у меня ее просили «на прокат», так она у кого-то и осталась. Как начались приготовления к свадьбе, с работы я уволилась, и мы поехали с Федей в Белоруссию. А дома у меня готовился «последний штурм». Я написала родителям, что собираюсь замуж, что жених мой будущий священник, и батюшка меня благословляет на брак. Сестры мои как узнали об этом, все восстали. Мама мне писала: «Раз тебя батюшка благословляет, и муж у тебя будущий священник, то я тебя благословляю, и отец благословляет. А на сестер не смотри». К нашему приезду они все съехались, чтобы взять меня в оборот и разрушить наши планы. В то время в их представлении будущий священник был не человеком, а, наверное, каким-то чудовищем. Забегая вперед, скажу, что теперь все мои восемь сестер - люди церковные. Одна из них сама матушка, другая - монахиня, но Вера, в постриге Валерия, никогда и не была на их стороне.

Когда мы с Федюшей приехали, и они увидели его, рот у них закрылся, а потом расплылся в улыбке, и выражение лица уже не менялось. Он так им всем понравился, что они только и говорили: «Ой Хведенька, ох Федечка, да який же ты умница, да какой же ты! А ты так смеешься, а ты так шутишь, а с тобой так легко и хорошо! Ох, Галина, да якая ж ты шчастлива! Ох, як добре, шо ты пошла туда!» Собрались они расстроить нашу свадьбу, но в один момент все стало по-другому. С первых же мгновений знакомства Федюша покорил их своей простотой. Он мог держаться очень просто с любым человеком, будь то генерал, простой человек или президент, ему это было безразлично. Не то, чтобы он себя держал как-то особенно достойно - нет. Он был одинаков со всеми. Людей поражала чистота его сердца, поэтому они к нему тянулись. Он мог поговорить, пошутить, посмеяться и какие-то серьезные вопросы обсуждать. Уж если мои сестры так изменились, что о других тогда говорить. После нашего приезда они перестали мамочку мучить за то, что мы с Верой не пошли путем, который они для нас выбирали.

Мы вернулись в Москву; вскоре кончился Великий пост, а за ним и Пасха. Прошла Светлая седмица, и в храме Адриана и Натальи, где настоятелем был папочка Федюши, отец Владимир, нас обвенчали. Таинство венчания совершал он с двумя дьяконами - отцом Николаем Важновым и отцом Сергием, братом Федюши, будущим епископом Новосибирским и Бердским. В свадебное путешествие мы не ездили. У Любы стали жить, Федюшиной сестры. Люба была уже матушкой, женой отца Николая Важнова, но детей у них еще не было, и жили они вдвоем в четырехкомнатной квартире у метро «Планерная». Я стала присматриваться к их жизни: как вести хозяйство, как готовить пищу по-городскому, как готовить супы, второе, котлеты. У нас в деревне по бедности все было просто: хлеб, молоко да картошка. Удивляло меня, как это Люба знает, что нужно вечером приготовить, а что можно уже завтра. Все это было для меня загадкой, и Любушка меня всему научала. Постоянно я ощущала на себе ее любовь и внимание, с каким она относилась ко мне. Теперь я удивляюсь, как она все успевала, ведь в то время она пела в храме «Всех скорбящих Радосте» на Ордынке и училась на регента в семинарии. Как же мне хорошо жилось на «Планерной»! До сих пор я вспоминаю чувство узнавания другой, счастливой жизни. При встрече: «Доброе утро» - поцелуют друг друга. «Спокойной ночи» - поцелуют друг друга. Ни ругани, ни ссор, ни криков. Как они рады друг другу, как обсуждают все вопросы вместе, у них нет ничего отдельного. Как беспокоятся друг за друга, переживают, молятся. Все это было для меня таким контрастом по сравнению с тем, что я до сих пор наблюдала в семьях моих сестер. Конечно, в жизни не может быть все гладко, даже не должно, мне кажется, быть какой-то стерильности в жизни. Только в испытаниях и закаляется любовь сильнейшая.

Вскоре после свадьбы полетел Федюша с Патриархом в Америку, а я на эти две недели поехала в Белоруссию. Но мне неинтересно там было. Как будто не мои стены. Жила эти две недели в Белоруссии, а сердцем и умом была в Москве. Это была первая Федина поездка, когда я его ждала. Потом я ждала его всю нашу жизнь, все восемнадцать лет, часто вспоминая нашу первую разлуку. Вернулись мы в Москву в один и тот же день. Я появилась дома раньше, и он мне звонит: «Галочка, приезжай ко мне в Патриархию на Кропоткинскую». Ой, да конечно! Федюшечку сейчас увижу, не видела две недели! Не пошла - полетела как на крыльях. Приехала в Патриархию, мы расцеловались, довольные, счастливые, и он тут говорит: «Ну, пойдем, Патриарх тебя ждет». Я даже дар речи потеряла: меня ждет сам Патриарх! Тут же вспомнила я, как впервые увидела Святейшего в Трапезном храме Лавры, как через сотни голов пыталась разглядеть его от дверей. Было это еще до знакомства с Федюшей. В то время я вообще ничего не понимала в службе. Помню, на исповеди сказала об этом батюшке, а он мне на это тогда говорил: «Галочка, ты стой, читай про себя Иисусову молитву, когда нужно будет - все станешь понимать, Господь тебе откроет». А спина разламывается, ноги ватные. Стою, слушаю пение, смотрю на монахов, служащих со Святейшим, и думаю: «Господи, какие же там все святые! Сам Патриарх, такой человек! Он же святой! А я такая грешница, я ж ничего не знаю! Какой ужас...» Впервые Федя меня представил Святейшему еще до венчания в Елоховском после службы. Федюша идет за мной и говорит: «Не волнуйся ты так, все будет хорошо. Благословение возьмешь, он на тебя посмотрит, и все». Федюша меня подводит, Святейший сидит, вокруг него архиереи, священство. Подхожу, ни жива ни мертва, он меня благословляет, берет за руку и внимательно так рассматривает. Я стою вся красная от смущения. Как он отпустил руку-то, отошла подальше, стою, а он все молчит. Потом взглянул еще раз и говорит: «Ну что ж, хорошо. Высокая, красивая, все хорошо». Я не знаю, что со мной было от этих слов! Как я вовсе не сгорела от смущения! Но одно дело - подойти к нему в храме, где, наверное, каждый мог видеть Святейшего, и другое дело - в Патриархии. Да еще Федя сказал, что он меня ждет. Это что же, значит, он меня помнит? Вошли мы в зал заседаний Синода, в этот момент открывается дверь кабинета Патриарха, и на пороге стоит сам Святейший Патриарх всея Руси Пимен. Как сейчас вижу его перед своими глазами: маленький, сухонький, седенький, в простом подряснике, и почему-то показался мне маленького роста, не такой, каким я видела его на службах. Вхожу и вижу на столе вазу с огромнейшим букетом роз, штук, наверное, пятьдесят. Он вынул их и подал мне. С волнением приняла я цветы, поцеловала его руку…

На чтение и учебу времени у Феди оставалось мало, но, видно, крепко заложено в него было то, что он получил в семье. Многому он научился от отца, от дедушки Николая Евграфовича. Отец Владимир семинарию не кончал, но лучше многих выпускников Академии знал, например, богослужебный устав, мог ответить на любой богословский вопрос. И все это он передал своим детям. А потом, жить с Патриархом десять лет - это тоже образование. И какое!

В каждой семье появление на свет ребенка - событие исключительное. И сколько к нему ни готовься, оно всегда поражает чудом появления на свет нового человека. Я никогда не читала медицинской литературы и абсолютно ничего не знала о семейной жизни, даже не знала, откуда дети берутся. Не хотела и книг в руки брать, чтобы не было мне страшно. Это знание пришло само. Первого нашего ребенка я вынашивала, еще когда мы жили на «Планерной». Часто ждала я Федю в аллейке над оврагом, гуляю, а сама молюсь: «Матерь Божия, помоги мне. Ведь я не знаю, как рожать. Ты же лучше знаешь, ты мне помоги, что бы я там не кричала, могла потерпеть. Тебе-то не было больно, а мне будет больно. Ты уж меня не оставь, помоги мне». А потом, когда рожала, как схватки начались, я про себя думала: «Ой, какой ужас, не буду больше рожать!» Схватки кончаются, думаю: «Как же это - не буду? Я же Федюшу люблю. У его мамы сколько детей, у моей мамы сколько - они могли терпеть, а я нет?» Схватки начинаются - и все снова. И эта борьба продолжалась все двенадцать часов, пока я рожала. А потом, когда родила, тут же все забыла. Вот какое счастье дает Господь! Когда родишь, присутствие Матери Божией настолько реально ощущаешь - не передать! Помню, когда родила, встала, Федюша ко мне приехал. Зима, февраль месяц. Я в голубом халатике, косички две заплетены. Что мне тогда было: в девятнадцать я замуж вышла, в двадцать родила. В окошко смотрю - Федюша. Машет мне обеими руками, на дерево зачем-то полез, потом пишет на снегу огромными буквами: я тебя люблю! Спасибо за дочку! Мне на всю жизнь запомнилась его радость, когда он вез нас с Лизонькой из роддома. Я помню его восхищение, как он взял ее на руки, одеяло отодвинул, глянул, сам весь сморщился, и говорит: «Ой, какой носик!» Я в машине впереди сидела, а он с Лизочкой сзади, и всю дорогу говорил: «Ой, какой носик! Ой, какая маленькая, ой, какая Лизочка!» Имя Лизочке мы выбирали так. Я еще носила ее, и мы не знали, кто именно родится - мальчик или девочка, а удовлетворять свое любопытство, идти на УЗИ, нам и в голову не приходило. Написали на бумажках те имена, что нам нравятся, закрутили их в трубочки. Вечером помолились, почитали Евангелие, а под Евангелие положили записочки - с одной стороны мальчики, с другой - девочки. Я вынимала девочек, он вынимал мальчиков.

Он вытянул Владимира, я вытянула Елизавету. Это имя мы избрали в память о моей бабушке, папиной маме. А Владимир пригодился позже - когда родился, тогда и пригодился. Причем, интересно, девять человек детей, казалось бы, можно бы привыкнуть к отцовству, а он каждому ребеночку так радовался! Он сам был, как ребенок, умел радоваться, как ребенок. Если приносил в дом какую игрушку, сначала сам играл в нее с тем, кому она предназначалась. И так заразительно, так искренне, настолько увлеченно катал машинки или показывал, как прыгает зайчик! Я думаю, в эти минуты он действительно становился ребенком, возвращался в свое детство. Он и смеялся, как ребенок, не опасаясь, что будет выглядеть в глазах окружающих каким-то, может быть, слишком легкомысленным. Он был такой замечательный папа!

… Вечером накануне дня Ангела он служил вечерню. Все было как обычно: празднично, радостно, но с каким-то чуть заметным налетом грусти. Я ему потом говорила: «Феденька, что с тобой? Ты как-то особенно сегодня служил и акафист читал не так». На следующий день я опять заметила какую-то едва уловимую грустинку в его жестах, выражении глаз и даже губ. А вечером сидит он за своим письменным столом уже в куртке, собрал портфель, взял с собой будильник, маленькую бумажную иконку Царицы Небесной, Ее Владимирский образ, сидит и говорит мне: «Если бы ты знала, Галочка, как мне не хочется ехать! Но надо». - «Бедненький Федюшечка, как мне тебя жалко!» - «Я не бедненький, я счастливый», - мельком взглянул на благословение отца Иоанна (Крестьянкина) и пошел к двери. Как великую святыню хранил Федюша письмо от отца Иоанна (Крестьянкина) - благословение на служение Богу, присланное ему на рукоположение в иереи. К своим словам отец Иоанн приложил стихотворение епископа Никандра. Все эти годы, оно, переписанное на машинке было прикреплено к нашей божничке.

Ревнителю православия

Пусть ноги устали, болит твоя грудь,

И спину ты можешь едва разогнуть,

И пусть бы хотелось тебе отдохнуть,

Работы так много еще впереди.

Иди и буди!

Иди и буди ты уснувших людей,

Скажи им, что враг среди Божьих полей,

Их хочет засеять травою своей...

Когда лишь разбудишь, тогда отойди.

Иди и буди!

Иди и буди равнодушных людей,

Глаголом их жги вдохновенных речей,

Зови их к подножью святых Алтарей...

Буди равнодушных, их сна не щади.

Иди и буди!

Пока еще враг дожидает зари,

Пока не погасли совсем Алтари, пока не свалился - иди, говори... Работы так много еще впереди... Иди и буди!

Утром 22 февраля, только мы успели позавтракать, звонит телефон. Я подхожу - отец Николай: «Матушка, крепись, держись, нет у нас больше Феденьки. Я сейчас приеду».

Вешаю трубку. Иду... чувствую, словно что-то безвозвратно уходит из дома, как меняется привычная обстановка, а я не успеваю даже вслед посмотреть... Собрала всех деток, говорю, что папочка наш погиб - и сдерживать слезы нет сил. Но рядом дети, и надо держаться. Господь нас не оставит! Он не может нас оставить! Мы стояли перед иконой с зажженной лампадой и молились: «Слава Тебе, Господи, за все!», и папочка наш в это время молился вместе с нами».

Похоронен отец Феодор Соколов при храме Преображения Господня в Тушине, настоятелем которого он был с 21 мая 1990 года.

Хрущёв огорчил детей

Однажды мама велела позвать отца на обед. Мне было четыре года, а брату Серафиму три. Вошли в храм, служба кончилась, видим: папа стоит у престола. Я направился в алтарь с бокового входа, а братец побежал прямо через Царские врата. Мал был, не понимал. А позже принял монашество, окончил Духовную академию и стал владыкой Сергием, епископом Новосибирским.

Тогда же нам с братом благословили бархатные стихарики, которые хранились у папы с 20-х годов. Мы их надевали и участвовали в богослужениях до конца 50-х. Мне было лет девять, когда благочинный отец Рафаил сказал: «Не благословляю». Ох, как горько плакали мы с братишкой! «За что? Что мы плохого сделали?» Оказывается, Хрущёв запретил пускать детей в алтарь. Но нам взрослые не стали ничего объяснять.

Как нашёл свою половинку

В музыкальном училище я познакомился с девушкой Светланой. У неё - скрипка, у меня - альт. Приглашал её на танцы, в кино. Она знала, что по воскресеньям я хожу в храм, что отец - священник. А её семья - не религиозная, и сама не крещена. Мы дружили. Потом и она, и я поступили в консерваторию. Иногда целовались, но не больше. А на последнем курсе она мне говорит: «Хочу креститься». Я засомневался: может, это ради меня? Нет, Света стала верующей. И вот спустя семь лет после знакомства, в 1974 году, мы поженились. Мой папа - тогда уже настоятель храма Адриана и Наталии - нас венчал. Сейчас у нас четверо детей и семь внуков.

Как стал референтом

После консерватории я играл в ансамбле Клавдии Шульженко. Объездили с гастролями пол-Европы. Бывали с концертами в ЦК, в Кремле. О религии музыканты не говорили. Меня смущало, что часто приходилось работать в церковные праздники. Но в поездках всегда старался побывать в храме. А потом - армия, войска ПВО. Мне уже было 26. Пригласили в особый отдел и приказали «не агитировать».

Вернулся из армии, а в «Москонцерте» вакансий нет. Брат Серафим, выпускник духовной семинарии, узнал, что в Патриархии есть место референта. Вскоре меня принял Патриарх Пимен. Спросил о планах. «Если Бог благословит, может, по папиным стопам пойду», - ответил я. «Ну, это как Бог даст. Пока поработайте у нас пару лет…» А получилось - 12 лет, с 1977 по 1988 год.

На богослужениях иподиаконствовал, подавал Святейшему посох во время службы. В 1982 году на Благовещение Патриарх рукоположил меня в сан диакона.

Каким был Патриарх Пимен

Он был очень немногословен. Никогда не откровенничал, ни на что не жаловался. Это потом выяснилось, что сидел в лагерях. Ко мне относился очень хорошо. Любил Моцарта, иногда приглашал нас с женой к себе в Переделкино, мы ему играли.

По пятницам он часто служил в любимом храме Пророка Илии в Обыденном. Обычно приезжали за полчаса, и он в церковном дворике встречался с людьми - видимо, давними друзьями. А однажды мы приехали - дождь, во дворе никого. Зашли в сторожку, встали у окна. Мимо шагает мужичок с метлой, уборщик. И вдруг Патриарх медленно, вкладывая значение в каждое слово, говорит мне: «Знаешь, я бы всё отдал, чтобы взять сейчас метлу и мести двор храма Илии Обыденного». Смотрю: у него слеза по щеке течёт. Один раз на моей памяти такое было.

Как опекали Святейшего

Патриарха контролировали. У нас работали люди, которые сотрудничали с «органами», среди них были и священники, и светские. Как правило, они выдавали себя любопытством, вопросами. Но он выходил из-под «колпака». Иногда вызовет меня, напишет поручение на бумаге и показывает. Съездить туда-то, адрес такой-то… Я читаю, а он смотрит: всё понятно? Я киваю и молча удаляюсь.

Любой его выезд полагалось согласовывать с властями. Если ему «не рекомендовали», он оставался. Власти хотели знать, куда он ездит, с кем встречается. А он применял военную хитрость: просил подать дежурную «Волгу» (ему по статусу полагалась «Чайка») и внезапно выходил в обычном пальто, с обычной палочкой, в шапке-ушанке… Водитель начинал ёрзать: «Куда поедем?» «Прямо, - отвечал Патриарх. - Сейчас налево. А теперь направо». Москву он знал прекрасно. «Вот здесь остановитесь». Я помогал ему выйти (у него болели ноги), доводил до угла, а дальше он просил ждать, а сам заходил в подъезд. Потом мы возвращались, и мне звонили встревоженные «кураторы»: к кому ездил Патриарх? Отвечал: «Не знаю». Водитель мог назвать адрес, но какая квартира? А может, он вышел через чёрный ход в соседний двор? Так он оставлял для себя немного свободы.

Утраты

В январе 2000 года у моего младшего брата протоиерея Феодора родился девятый ребёнок - дочка Анечка. Собралась вся наша семья. Я крестил, средний брат - владыка Сергий - был крестным отцом. А месяц спустя Федю командировали в Ивановскую область. Накануне мы встретились в храме. Я спросил, куда он уезжает. «Далеко, но там очень хорошо, - ответил он. – В Плёс». Я сразу вспомнил картину Левитана «Над вечным покоем», она создавалась именно там. «О, где «Вечный покой»…» - «Да, - говорит брат, – чудные места».

Машину вёл его друг и водитель Георгий. Недалеко от Плёса произошло столкновение, в котором не было виновных. Похоронили брата за алтарём родного храма Преображения в Тушине, который он восстановил из руин.

А в октябре того же года не стало и среднего брата - владыки Сергия. Нашли духовное завещание, составленное им в мае, за полгода до смерти. Он писал, что во время монашеского пострига просил Бога послать ему дар знания – когда он умрёт. И Бог исполнил его просьбу.

Литургия в центре Пекина

В 2004 году я, настоятель храма-музея, стал ещё и духовником олимпийской сборной России. Был в Афинах, Турине, Пекине, Ванкувере… Чудо произошло в столице Китая. К православию в КНР отношение особое. Ко мне были приставлены два человека. Прогуливаюсь около гостиницы, а недалеко - наблюдатель.

И вот в такой обстановке китайцы позволили нам отслужить литургию! В католическом соборе, на нашем антиминсе. Правда, власти не разрешили прийти в храм местным жителям, были только сотрудники Олимпийского комитета и посольства. Вокруг выставили оцепление: барьеры, дружинники. Я тогда вспомнил детство, хрущёвские времена, когда комсомольцы дежурили перед храмом на Пасху, не пускали детей, а меня перенесли через ограду… И всё же эта православная литургия в Пекине - первая за пятьдесят лет! - стала для меня огромной радостью.

5 фак­тов об отце Николае

Родился в 1950 году в Москве в семье священника. Все предки

С XVIII века были духовного звания.

Будучи настоятелем храма-музея Св. Николая в Толмачах, исполняет обязанности начальника отдела в Третьяковской галерее.

В молодости любил велосипед, лыжи, греблю, а сейчас - плавание.

Любимые писатели - Чехов, Гюго, Ремарк.

Сын - священник Димитрий Соколов, служит в московском храме.

Настоятель храма-музея святителя Николая в Толмачах (при государственной Третьяковской галерее) протоиерей Николай Соколов рассказал в интервью РИА Новости о том, зачем Русской православной церкви Исаакиевский собор и кто должен платить за содержание памятника культуры.

Фото: фото предоставлено протоиереем Николаем Соколовым

О том, зачем Русской православной церкви Исаакиевский собор, какие претензии музейного сообщества к церкви конструктивны, а какие надуманны, кто должен платить за содержание памятника культуры и какая форма взаимодействия церкви и музеев сегодня наиболее эффективна, рассказал в интервью РИА Новости настоятель храма-музея святителя Николая в Толмачах (при государственной Третьяковской галерее) протоиерей Николай Соколов. Беседовала Мария Шустрова.

Отец Николай, сегодня все острее ощущается противостояние между музейным сообществом и Русской православной церковью. Например, ситуация вокруг Исаакиевского собора. Как вы думаете, почему музейное сообщество утверждает, что церкви нельзя передавать особо ценные храмы или иконы? Неужели церковь не может обеспечить их сохранность?

Этот вопрос касается многих храмов, которые связаны так или иначе с музейным сообществом: Московский Кремль, Ростовский, храмы Суздаля и многие другие. Исаакиевский собор, как и все они, одно время был только музеем. Там был установлен маятник Фуко - и мало кто при этом смотрел на великолепные фрески, иконы и мозаики, хотя они были доступны.

Сегодня желательно, чтобы такие значимые соборы, как Исаакиевский, соотносящийся по размерам с храмом Христа Спасителя, были во владении церкви. В таком случае можно было бы не согласовывать каждое богослужения с музейным сообществом.

Что касается сохранности памятника и экспонатов: из-за размеров собора нужно употребить много сил и энергии, чтобы было правильное освещение, климат, пожаротушение и так далее. Пока из-за огромных размеров здания в соборе нет никакого климата. Другое дело, если говорить о сохранности мозаик. фресок: они должны осматриваться, расчищаться, реставрироваться.

Некоторые опасаются, что в случае регулярной богослужебной деятельности везде будет копоть от свечей. Но это надумано. Число горящих свечей всегда можно ограничить. Кроме того, можно использовать свечи, которые не дают копоти. В частности, такие свечи используются в нашем храме Николы в Толмачах. Благодаря этому за 25 лет работы храма нам не пришлось делать ни одной расчистки, хотя свечи горят на протяжении всех богослужений.

Сегодня Исаакиевский собор содержится на государственные средства. Важно выяснить, сможет ли церковь обеспечить сохранность и должное поддержание в порядке такого великого собора. Если есть средства на это, то тогда вопрос только в техническом плане.

Исаакиевский собор - памятник культурного наследия. Получается, в случае его передачи церкви реставрационные работы должны контролироваться государством, а РПЦ может только выступать их заказчиком?

Все работы в любом памятнике архитектуры, подобном Исаакиевскому собору, должны быть под надзором специального комитета. Со стороны пришедший реставратор или художник не имеет права начинать работу в соборе, не получив на нее лицензию или аккредитацию.

Как бы то ни было, если Исаакиевский собор будет передан церкви, то должно быть заключено соглашение с музейным сообществом, в котором будет прописано, кто из штата сотрудников музея отвечает за работы и сохранность. Церкви необходимо взять на себя содержание этих сотрудников, оставить их на прежней зарплате и должностях. В таком случае, я думаю, проблем с передачей собора РПЦ возникнуть не должно.

Раньше, когда церкви начали возвращать храмы, бывали ситуации, что храм признавали объектом культурного наследия, ему требовалась срочная реставрация, представители церкви не имели права ничего сделать, а у государства не было средств, поэтому памятник культуры продолжал постепенно разрушаться. Причем у общины могли быть средства, но согласование с госструктурами длилось невероятно долго. Не может ли такая ситуация возникнуть и в случае с Исаакиевским собором?

Такие случаи бывали и есть. Нужно просто иметь здравый смысл. Конечно, если бездумно передвигать древние иконы, подвергать их воздействию солнечных лучей, выставлять на открытый воздух, незащищенными нести их на крестный ход, это будет нарушением хранения, которое приведет к утрате святынь.

В любых случаях все решается на личном уровне. Необходим один человек, но который имеет достаточное художественное образование для общения с людьми, отвечающими перед государством за этот памятник культуры. Тогда можно все согласовывать и хранить достойно - и иконы, и памятники зодчества.

Сегодня по поводу передачи храмов-памятников Русской православной церкви возникло много вопросов. Но ведь на протяжении многих десятилетий за ними никто не ухаживал, памятники разрушались. Раньше мы видели эти храмы в запустении, чего только в них не было: гаражи, склады горючих материалов и так далее. А сейчас только и слышны разговоры: как бы Церковь не погубила фрески и иконы, которые раньше хранились без должного контроля.

Думаю, эта тенденция идет от негативных взаимоотношений, сложившихся между государственной властью и церковью за советский период. К сожалению, до сих пор ложные стереотипы не вышли из сознания как многих музейных работников, так и служителей церкви. Но это опять-таки вопрос времени и личных отношений.

Каким образом был достигнут компромисс между Государственной Третьяковской галереей и храмом-музеем святителя Николая в Толмачах, настоятелем которого вы являетесь и в котором сегодня хранится и доступна верующим великая святыня - икона Божией Матери Владимирская? Может ли этот опыт послужить примером для последующего взаимодействия?

На протяжении многих лет ряд организаций и церковных, и частных говорили, чтобы мы занимали позицию, независимую от музеев. Но судя по тому, что происходит сегодня, это послужит во вред и храму, и музею. В итоге было заключено соглашение с государственной Третьяковской галереей, согласно которому наш храм имеет одновременно статус и домового храма, и музея. Кроме того, мы имеем право проводить все богослужения в удобное для нас время при согласовании его с администрацией галереи.

За 25 лет, конечно, бывали какие-то трения, но все можно благополучно разрешить. Сегодня у нас есть два дня, когда мы можем служить даже ночью - это Рождество и Пасха. Во все остальные дни храм открывается в восемь утра вместе со всем музейным комплексом Третьяковской галереи. К полудню мы проводим все богослужения. Затем храм работает в режиме экспозиции. Во время богослужений все желающие могут зайти в храм, не покупая билет в галерею.

Осуществление хранения икон, создание необходимых климатических условий, а также все работы, связанные с осмотром и поддержанием порядка в храме, - это обязанность сотрудников и нашего храма-музея, и галереи, мы являемся одной неразделимой семьей. Мы на госбюджете, поэтому получаем зарплату как работники музея. Средства, которые храм в Толмачах получает от пожертвований на содержание храма идут на покупку облачений, церковного вина, свечей, просфор, книг и подобных вещей, которые музей не может предоставить.

- Как вам удалось договориться обо всем с музейным сообществом?

Священноначалие в лице святейшего патриарха назначило меня в храм в качестве его настоятеля, а руководство Третьяковской галереи определило на работу как начальника храма-музея. Вопрос о том, каким будет храм в будущем (на тот момент он был руинирован), ставился на протяжении не одного года. Все, что делается в храме, было необходимо согласовывать с дирекцией музея. Сначала планировалось сделать здесь большой концертный зал. Но после переговоров мы решили, что это невозможно. Однако сегодня, когда храм имеет подобающий вид, в нем два-три раза в неделю проводятся концерты с участием хора Третьяковской галереи, исполняющего духовные и светские произведения.

Основные проблемы разрешились, когда в 1999 году в храм перешла на постоянное хранение Владимирская икона Богоматери. Для нее была сделана специальная климатическая капсула-киот. Это потребовало больших затрат, капсулу создавали на государственные средства. Кроме того, у нас есть еще один свободный киот, в который на праздник Троицы помещается для молитвенного поклонения икона "Святая Троица" преподобного Андрея Рублева. Также у нас в храме периодически выставляются другие почитаемые иконы из экспозиции Третьяковской галереи: Свенская, Донская и другие образы. Никто не возражает.

Еще один распространенный аргумент против передачи святынь и храмов РПЦ - что в таком случае к ним утратят доступ туристы. Так ли это? В чем причина претензий музейного сообщества?

Это предрассудки. На сегодняшний день мы имеем много примеров, когда в монастыри и церкви, являющимся музеями, туристы имеют свободный доступ. Например, Кириллов-Белозерский монастырь, Ферапонтов монастырь, храмы московского Кремля и другие. Если храм имеет художественную, историко-культурную ценность, если в нем есть росписи, святыни, то нужно договориться, чтобы в период дневного времени, когда нет богослужений, он был доступен для туристов.

Кроме того, зачем изобретать велосипед, когда он уже давно изобретен и положительный опыт есть? Например, на Западе многие храмы имеют статус храмов-музеев. Конечно, храмы строились для богослужения, а не для музея. Всемирно известные западные храмы - Саграда Фамилия в Испании, собор Святого Петра в Ватикане, собор Парижской Богоматери в Париже и многие другие - все они построены прежде всего как культовые сооружения. Но сегодня появилась новая форма взаимодействия. Теперь в храме совершается богослужение, а между мессами приходят толпы туристов. При этом никто никому не мешает. Конечно, бывают люди, настроенные враждебно по отношению к туристическому потоку, но это лишь значит, что нужно подбирать кадры, которые будут правильно относиться к доверенному им служению.

Однако в России любое соотношение церкви и государства в лице музейного сообщества воспринимается многими как противостояние, которого не должно быть. Церковь и музейное сообщество не должны чувствовать себя врагами или оппонентами, которых невозможно примирить. Мы - одна российская семья, и всегда можно договориться.

Есть несколько примеров удачного сотрудничества РПЦ и музеев. Например, в Смоленск недавно вернулась икона Божией Матери "Одигитрия". Ученые раскрыли икону, изучили ее, теперь все желающие могут поклониться образу в первоначальном облике. При этом икона находится в специальной климатической капсуле, за ней ведется постоянное наблюдение. Можно ли в том же направлении двигаться, например, в случае с Донской иконой Богоматери, к которой верующие имеют доступ лишь изредка?

Донская икона Богоматери никогда не хранилась в Донском монастыре, она лишь была явлена на месте основания будущей обители. В монастыре есть ее прекрасная копия. Когда приносят Донскую икону, в честь которой и был основан монастырь, одна из капсул-киотов, изготовленная специалистами на московском заводе полиметаллов, переносится в обитель для нее.

Вопрос о передаче Донской иконы церкви пока не поднимался. Однако если церковь имеет возможность сделать для образа хороший климатический киот и правильно потом его обслуживать, думаю, проблем с ежегодным использованием иконы в день ее праздника не будет.

Бывают еще ситуации, когда конфискованные у церкви при советской власти здания сегодня пытаются разрушить. Например, здание епархиального дома в Москве, в котором прошел судьбоносный Собор 1917-18 годов, хотели снести, и церкви пришлось пройти 30 судов, прежде чем здание вернули. Можно ли как-то упростить процедуру передачи исторических зданий?

По поводу этого здания была большая борьба. В духовном плане храм должен оставаться храмом. Православные люди верят, что если в храме была совершена на протяжении столетий хотя бы одна Божественная литургия, то навсегда это место святое.

Был передел собственности, и многие храмы и церковные здания уже принадлежат другим людям, которые заплатили за них свои деньги. Это требует каких-то компенсаций либо компромиссов. Например, если вы идете по нашему переулку, то все дома, которые расположены напротив нашего храма Николы в Толмачах, построены на средства храма. Теперь же они куплены частными организациями. Конечно, мы можем поднять архивы, но новые владельцы их уже отреставрировали и сделали это хорошо.

Какая модель взаимодействия церкви и музейного сообщества сегодня лучше - полная передача храмов РПЦ или их трансформация в храмы-музеи?

Пока у нас недостаточно специалистов, которые могут правильно хранить и отвечать за вверенные им сокровища. Я считаю, что идея храмов-музеев, когда они находятся в совместном пользовании Церкви и музеев, сегодня наиболее объективна. Может быть, в дальнейшем, когда у нас будет целый штат хороших сотрудников, музейных работников, воспитанных церковью и имеющих государственную аккредитацию, лучше будет передавать все храмы во владение церкви. Наши нынешние университеты уже готовят эти кадры. Но еще должно пройти время.

По-прежнему остается открытым вопрос, кто будет содержать переданные храмы. В случае, если храмы завтра отдадут церкви, будет очень проблематично их содержать. Все эти вопросы нужно решать на переговорах на государственном уровне с дирекцией музеев. Если этого не будет, то никакие указы, приказы, постановления не будут иметь силу.

Если мы правильно относимся к своей задаче и хотим, чтобы святыни были доступны и для людей верующих, и для потока туристов со всего мира, то мы должны, возможно, в чем-то себя ограничить и понять, что хранителями всего является не только церковь и государство, и не личность настоятеля храма или директора музея, а сам Господь, сохранивший святыни до наших дней на радость посетителям и паломникам этих храмов-музеев.