Предтеча женщины. Иоанно-предтеченский женский монастырь

А. В. Амфитеатров

Предтеча демонических женщин
(Памяти Т. С. Любатович)

Смерти, смерти, смерти... Не успеваю записывать новопреставленных в поминанье, и зловеще заполняются его страницы. Вот не стало и Татьяны Спиридоновны Любатович. Отошла она в вечность старушкою весьма почтенных лет, так как была старше меня года на три, на четыре, если не на все пять. Современности нынешней имя Любатович уже давно ничего не говорит, а между тем некогда она - не то чтобы "гремела", но занимала собою "всю Москву" и сыграла очень важную роль в развитии русского оперного дела. Начать с того, что Любатович - первая Ольга в первой постановке "Евгения Онегина": той знаменитой московской консерваторской, когда оперою Чайковского дирижировал самовластно поставивший ее на личную свою ответственность Н.Г. Рубинштейн "по не просохшей еще партитуре" (что, впрочем, легендарное преувеличение). Первенство Любатович в Ольгах забыто по довольно странной причине. Она в первые Ольги попала, что называется, "фуксом". Ольгу должна была петь и пела исключительно до генеральной репетиции А.Н. Левицкая (впоследствии моя первая супруга). Поэтому фотографии Шерера и Набгольца с первой постановки "Онегина" сняты с Ольгою-Левицкою. А с них, потом десятки раз воспроизведенных, первою Ольгою так и пошла и утвердилась слыть Левицкая, а не Любатович. Это повторилось и в "Сегодня" года два тому назад, когда справлялось пятидесятилетие "Онегина". Между тем перед самым спектаклем вышло, что Левицкая получила спешный вызов немедленно приехать на родину, в Смелу Киевской губернии, где тяжело заболел и вскоре умер ее брат Павел. Н.Г. Рубинштейн и слышать не хотел о том, чтобы дать ей отпуск, но наконец, по просьбам А.Д. Александровой-Кочетовой, которой ученицею была Левицкая, угрюмо согласился под условием: -- Если найдется удовлетворительная заместительница. Таковою вызвалась быть Т.С. Любатович, ученица класса профессора Милорадович. После специальной репетиции ее сцен Рубинштейн не сказал ей ни слова, а к Левицкой обратил сердитое лицо и таковые же слова: -- Так и быть, исполняю ваш каприз. Можете ехать. Только помните, что этого я вам никогда не прощу. И действительно не простил. Спектакль сошел блистательно: это эра в истории Московской консерватории, навсегда запомнившаяся. Любатович оказалась очаровательною Ольгою, совершенно пушкинского облика, была отмечена всеобщим одобрением и обратила на себя внимание знаменитого "московского Медичиса", Саввы Ивановича Мамонтова, что определило затем весь ее дальнейший артистический путь. Да и не ее одной, а благодаря ей многих-многих. Так навсегда испортила свою карьеру одна первая Ольга, избранная, и создала свою другая, случайная. Влюбленность Мамонтова в Любатович была главною причиною возникновения в Москве пресловутой Мамонтовской оперы, поглотившей несметные суммы денег, но зато и воспитавшей целое поколение артистов, во главе которого надо назвать самого Шаляпина, и давшей могучий толчок вперед декоративному художеству Врубеля, Коровина и др. Все это, однако, пришло позже, к концу 80-х, к началу 90-х годов, когда Савва Иванович возлюбил свой театр уже для него самого, а интерес к Любатович отошел на задний план. А затем даже и сама Любатович покинула Мамонтовскую оперу для службы в провинции. В 1891 году мы встретились в Тифлисе. Она пела в городской опере под дирекцией Исая и режиссурой Ивана Егоровича Питоевых, а я сотрудничал в "Новом обозрении" Н.Я. Николадзе по всем отраслям газетной работы и в особенности слыл "страшным" музыкальным рецензентом под псевдонимом "Сюрприз". Как артистическое явление Любатович не представляла ничего особенно интересного: хорошенькая женщина с маленьким голоском симпатичного тембра, из посредственной школы; пожалуй, не вовсе без таланта, но, к сожалению, интеллигентная, а потому вечно тревожимая помыслами и замыслами, для выполнения которых средства ее дарования оказывались недостаточными. Поэтому в качестве исполнительницы она обычно застревала ни всех, ни в тех; плохим не назовешь, хорошим не признаешь. Оперу она любила страстно, даже как бы болезненно, работница была усерднейшая. Как женский характер Т.С. Любатович была очень выразительна для своего века, когда русская женщина (и, пожалуй, преимущественно девушка) переживала, отрываясь и от семейной прозы, и от успевшего уже прискучить революционного нигилизма, приблизительно ту же эстетическую эволюцию феминизма, что в начале прошлого века породило в Германии поколение "титанид", в средних десятилетиях во Франции - "жорж-зандисток", а в России в 70 - 80-х и далее годах - "демонических женщин": Марию Башкирцеву, Кадмину (тургеневскую Клару Милич и суворинскую Татьяну Репину), Е.А. Шабельскую, позже Л.Б. Яворскую и много других, менее известных. Между нашими "титанидами" бывали женщины умные, талантливые, даже гениальные (Кадмина), но все они были отмечены трагической печатью духовного неудачничества, в зависимости от общих же черт: стремления совершить нечто (что - редко знали) сверхсильное; ненасытной жажды заметного и шумного успеха; и по всем этим причинам вечного недовольства собою и тяжелой неуживчивости в окружающей среде. В числе русских "титанид" были свои удачницы по житейской карьере и свои неудачницы. Т.С. Любатович принадлежала к неудачницам. И неудачничество ее создалось, как ни странно, тем, что, на взгляд-то, ей, напротив, уж очень везло. Чуть не прямо со школьной скамьи девушка поставлена в директрисы театра - не гласно, но зато властно. И какого театра! Средств неограниченных, роскоши невообразимой и направленного во всем своем движении к единственной цели: чтобы угодить Татьяне Спиридоновне, чтобы Татьяна Спиридоновна блистала ярче всех, чтобы рядом с Татьяной Спиридоновной никто не имел равного успеха, чтобы Татьяна Спиридоновна играла, а остальная труппа ей лишь подыгрывала. Я знал Мамонтова хорошо и признаюсь, для меня так и осталось загадкою увлечение столь необычайно прозорливого знатока во всех отраслях искусства Татьяной Любатович - не как женщиною (здесь о вкусах не спорят, да "первая Ольга" и действительно была привлекательна), а как артисткою. Не мог же Мамонтов не видеть и не слышать в ней "комнатной певицы", полудилетантки, которой не по физическим силам большой зал и борьба с оркестром, не по духовным - оперный драматизм. Но он, рассудку вопреки, наперекор стихиям, решил, что Таня - "орудие большого калибра", и с фанатическим упрямством стремился вколотить это свое убеждение в московскую публику, строя на первенстве Любатович репертуар своего злополучного театра. Однако не удавалось - прежде всего потому, что вколачивать было не в кого: публика в театр не ходила, он пустовал из спектакля в спектакль настолько же постоянно, насколько постоянно бывал полон впоследствии в годы Шаляпина, Забеллы, Секар-Рожанского и др. О "сборах" Мамонтовской оперы ходили по Москве курьезные анекдоты. Будто заезжает Савва Иванович поутру в свой театр - и в кассу: -- Как продажа? -- Покуда что хвалиться нечем: без почина-с. Морщится. -- Ну, запишите в мой счет сотню билетов, так - рублей на триста. Около полдня жалует супруга Саввы, Елизавета Григорьевна: -- Как продажа? -- Да вот Савва Иванович были, на триста взяли, а то без почина-с. -- На триста?! Это чтобы Таньке хлопать?! Ну, нет. Ежели так, пишите мне на шестьсот. Часа в четыре - опять Савва Иванович: -- Как продажа? -- После ваших трехсот Елизавета Григорьевна побывали, изволили на шестьсот взять, а то без почина-с. -- На шестьсот?! Ага, это - чтобы Татьяне Спиридоновне скандал устроить? Не бывать тому. Посмотрим, кто кого. Пишите на меня тысячу. И этак-то, благодаря хозяину с хозяйкой, глядь, к вечеру в кассе полный сбор, - хоть вывешивай аншлаг! А между тем - "без почина-с", и в зале - аравийская пустыня с чудеснейшим резонансом. В тифлисском сезоне Т.С. Любатович я был с нею не то чтобы дружен, а как-то лучше и доверчивее относилась она ко мне, чем к прочим своим тифлисским знакомым, хотя особенно побудительных причин к такому благоволению не было. При всей своей избалованности, при всей склонности к "мании величия", которую внушали ей московские обманы и самообманы, Любатович была неглупа и чутка. Поэтому "некоторый" успех в "некоторых" ролях у "некоторой" части публики и печати сразил ее хуже злейшего провала. Провал со скандалом она сумела бы утешительно объяснить себе кознями врагов, интригами соперниц, даже политическими причинами: ее сестра, Ольга Спиридоновна, революционерка, играла заметную роль в "Народной воле". Но очутиться в "так себе", "ничего себе", не только наравне с "провинциальными" знаменитостями, но и значительно ниже многих она никак не ожидала. -- "Кармен"? Да, слушать можно. Но куда же ей, помните, до Марьи Дмитриевны Смирновой! Та не пела, не играла - огнем жгла. -- "Миньона"? Что же? Недурно. Но помните Марью Мечиславовну Лубковскую? Вот была Миньона: так трогательна, что, глядя, слушая, плакать хотелось. Татьяна Спиридоновна была совсем озадачена. Сама в том откровенно мне признавалась. Как? Какая дерзость! Какое невежество! Какая несправедливость публики и печати!.. Бедная женщина измаялась уязвленною гордостью до того, что серьезно заболела. Поспешно приехавший Мамонтов, увидав "Танюшу" в остром нервном расстройстве, предложил ей разорвать контракт, заплатив неустойку, и вернуться в Москву. -- Как?! Чтобы Москва врала и хихикала, что я не выдержала сезона, что меня "протестовали"? Вы, Савва Иванович, с ума сошли! Савва Иванович уехал, несолоно хлебав, очень недовольный и не без подозрения, что с ума-то сходит не он, а Татьяна Спиридоновна, ибо сама не знает, чего хочет. Жалея Любатович, я поддерживал ее в печати, как только мог, и даже больше, чем следовало, рискуя подозрениями в пристрастии. Но ей нужна была не поддержка, а преклонение, не хлопки, а громы аплодисментов, не дружеские товарищеские отношения, а подобострастие, не любезность дирекции, а чтобы все окружение ходило по струнке, трепеща: а вдруг Татьяна Спиридоновна изволят разгневаться и нас покинуть? Так избаловал ее Мамонтов. Обыкновенно в провинции около артиста быстро вырастает обширный круг местного знакомства. Около Татьяны Спиридоновны, напротив, все расширялся круг раззнакомства. Наконец в последние недели сезона очередь опалы дошла и до меня. Пал сей первый снег на мою голову за то, что я... расхвалил Татьяну Спиридоновну. Да, расхвалил и как раз за Ольгу в "Онегине", которую она исполняла в самом деле восхитительно, не побоюсь сказать, даже несравненно. Однако она встретила меня затем вся красная, с сверкающими глазами: -- Вот как?! Для Ольги вы находите меня идеальною исполнительницею и сыплете хвалебными эпитетами, а когда я пою Амнерис, Кармен, Миньону, у вас сохнет перо, и я читаю только общие места? Да понимаете ли вы, что это оскорбительно, что этим вы объявляете меня певицею лишь на партии короче куриного носа и чуть ли не вторые? -- Бог знает, что вам воображается, Татьяна Спиридоновна! Вовсе нет. С чего вы взяли? Напротив, я с радостью отметил, что вы разрешили очень трудную задачу и, создав истинно пушкинский образ, обнаружили способность к высокому поэтическому творчеству. Она еще ярче засверкала. -- Пушкинский образ! Поэтическое творчество! Поймите, что я ненавижу эту Ольгу, на которую Самарин вышколил меня в консерватории, и с тех пор она гонится за мною, что бы я ни пела: "Первая Ольга!", "Лучшая Ольга!", "Создательница Ольги!" Все Ольга, Ольга и Ольга, - а дальше-то что? Все школьная Ольга, а свое-то где? И веселая Ольга Ларина внезапно залилась горькими слезами, как едва ли плакивала и меланхолическая сестра ее Татьяна. Конечно, мы помирились, но ненадолго. К прощальному спектаклю сезона я напечатал юмористическое обозрение, в котором были и восхвалены, и беззлобно вышучены все артисты тифлисской оперы. Фельетон этот имел очень большой успех: публика номер расхватала. О Любатович я, зная ее характер, особенно постарался, чтобы на ее долю выпало как можно больше меду без капли дегтю. Но, чтобы не пересластить до приторности, прибавил оговорку о слабой звучности ее приятного голоска. Увы! И тем на нее, мнительную капризницу, не потрафил! Так осердилась, что при отъезде из Тифлиса не простилась, а только поручила одной даме, "общей знакомой" местного артистического круга, передать мне: -- Не сумели сохранить дружеских отношений! С тем я и остался и больше "первой Ольги" уже никогда не видал и не слыхал. И вот - "первая Ольга" в могиле. И если однажды поставят над нею памятник, то, поди, и на памятнике "первую Ольгу" отметят, воображая сделать тем покойнице удовольствие. А она на том свете опять обидится и возрыдает.

– международный женский день, который изначально имел задор феминистский и революционный, но постепенно, (во всяком случае в нашей стране) стал просто Днём женщины. Причём часто он выпадает на пост, поэтому празднование его православными (в обычном светском понимании) как-то неуместно и конфузно.

Но в этот день Церковь вспоминает и первые два обретения , и эти обретения, конечно, возвращают нас снова и снова в тот страшный день, когда обезумевший царь дал приказ .

И вот что особенно удивительно: Ирод ведь чтил святого пророка и даже, как сказано, опечалился, отдавая такой страшный приказ, но, тем не менее, он это сделал и перешагнул тем самым некий Рубикон, совершил выбор, который повлиял на всю его жизнь в вечном её измерении.

И это даёт нам повод поговорить о женской природе, о её власти над мужчиной и о характере этой власти.

Как много может эта власть! И хочется, чтобы сами женщины, осознавая в себе эту власть, относились к ней ответственно – как к силе, которая может как погубить, так и спасти, как обессилить, так и вдохновить, как унизить, так и возвысить…

Мы знаем, что история падения и духовной гибели царя Ирода началась с истории любви, но любви вероломной и незаконной, а потому губительной. Скорее всего Иродиада, мать Саломеи, осознавала в себе эту пленительную силу – силу красоты – и покорила царя без оружия, добилась того, чего иные добиваются сложной политикой или посредством жестоких войн.

Так добрая эта сила или худая – сила, заложенная в женщине?

Наверное, можно сказать с уверенностью, что сила эта может быть как доброй, так и худой, в зависимости от духовного состояния, воспитания, веры самой женщины. Женщина, любимая женщина, если она украшена не только «внешним плетением волос», но и сокровенной, внутренней красотой, красотой духовной, может иметь исключительное, положительное влияние на мужчину. Мы знаем тому множество примеров, как в Библейской истории, так и в повседневной жизни.

Больше того, часто приходится священнику слышать сетования по поводу того, что не удаётся доброй жене . Часто такая женщина прибегает к брани, скандалу, «пилит», что называется, своего мужа, в надежде как-то повлиять на его поведения. Но такое усердие имеет зачастую обратный эффект – мужчина озлобляется, «уходит в себя» и либо перестаёт воспринимать близко к сердцу бесконечные «нотации», либо отвечает бранью или даже побоями, демонстрируя греховное поведение…

Потому что ни один человек не любит, когда его «переделывают», а мужчина всегда подсознательно чувствует свое право на главенство, первенство в отношениях с женщиной… Даже самый последний и опустившийся мужичонка чувствует это своё первенство, потому что оно заложено Богом в самой природе мужчины. Помните: «Не муж создан для жены, но жена для мужа» (Кор. 11, 9).

Но женская сила возрастает многократно, когда она обретает иное – нравственное – измерение. Мужчина так устроен, что главное его призвание – это служение Богу тем делом, к которому он, мужчина, призван и которым занимается. Вот когда женщина, что называется «становится на своё место», не в смысле , а в том лучшем смысле, к которому она призвана Богом, когда она становится кроткой, смиренной и послушливой не по внешнему своему виду только, но по глубинному отношению к жизни, к Богу – вот эта её внутренняя красота способна творить по отношению к «дурному» мужу поистине великие чудеса.

Об этом говорит апостол Петр, увещевая жен повиноваться «непокорным» мужьям с молчаливостью и кротостью, «чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были» , когда увидят их чистое, богобоязненное житие (1Петр. 3, 1-2). Кротость, искренняя любовь с состраданием и молчаливостью могут сделать неизмеримо больше, чем самая «справедливая» и неистовая брань.

Но, вспоминая житие и праведную кончину святого Пророка, мы видим, что эта внутренняя сила, исключительная сила женщины, теряя нравственную основу, может иметь и разрушительное, страшное действие и влияние на мужчину.

И тут только приходится горько сетовать, видя как весь мир буквально сошёл с ума, поучая наших девушек и жен тому, чтобы они пользовались этой своей богодарованной силой, как хищницы, как губители добра и праведности. Потому что посредством этой своей силы женщины пробуждают в мужчинах самые худшие качества – гордость, алчность, вероломство… и всё для достижения земной славы, земного комфорта и успеха, пусть даже ценой обмана, жестокости и зла…

Горе, горе… Не понимают несчастные женщины, что ни им самим, ни их «возлюбленным» не принесёт нажитое во зле богатство ни радости, ни мира, ни счастья, а только соберёт многие беды на головы их самих и их чад, потому что всё, нажитое хищным и злым образом, непременно рано или поздно оборачивается бедой и страданием.

Вот так закончили свои дни злокознённые Иродиада и её дочь, послужившие некогда причиной убийства величайшего Праведника, который (как им казалось) был помехой их счастью. Не стало на земле Пророка, но и счастья у жестоких жен не стало… Мы знаем, что был изгнан царь Ирод, и в изгнании, в пути, когда переходили обледеневшую реку, провалилась под лёд его падчерица – Саломея. И пытаясь выбраться, извивалась она всем телом, как во время страшного танца, а острые льдины отсекли ей голову, как когда-то по её просьбе отсекли голову святому Пророку. Вот какой страшный урок преподаёт священная история всем женам.

Цените ту силу, которую даровал вам Господь, дорогие жены, освещайте её молитвой, кротостью и любовью к Богу, и тогда эта сила сделает вас действительно добрыми помощницами вашим мужьям, отцам и братьям, то есть всем нам, мужчинам, в нашем главном деле – в служении Богу, в каком бы месте и звании мы не находились.

Ну а нам, мужчинам, сетующим, что женщины попирают наше первенство, следует серьёзно ответить на вопрос: а кто для нас является главой на самом деле – Господь или наши собственные страсти и похоти? Потому что только в том случае, если мужу будет главой Христос, тогда и жене главой будет – муж (1 Кор. 11, 3).

Мария Федоровна — ледяная женщина — предтеча Жанны Хилард

О легендарной Жанне Хилард, которая попала в аварию и пролежала при 25-градусном морозе на снегу всю ночь, публикаций в Интернете навалом. Когда американку доставили в больницу, тело ее было словно из морозильной камеры: не гнулись ни руки, ни ноги. Выжить она не могла ни при каких обстоятельствах. Но Жанна не просто выжила, через полтора месяца она покинула больницу полностью здоровая: ни травм, ни обморожений, а умственно и физически счастливица чувствовала себя замечательно. В сети гуляют ее фотографии после выписки из госпиталя. Молодая симпатичная улыбающаяся женщина. Произошло это событие в цифровую эпоху, поэтому об удивительном случае моментально узнал весь мир. Хотя сомнения относительно правдивости истории Хилард остаются, слишком невероятно она звучит. Чего уж тогда говорить о происшествии с Марией Федоровной Разуваевой из деревни Сосновка Нижегородской губернии.

Пять поколений

От того случая нас отделяет 125 лет. С одной стороны, немалый по времени отрезок, с другой, — всего лишь пять поколений.


У меня в соседях собирается на праздники семья, состоящая из пяти поколений. Бабушке – 96 лет, ее праправнучке – пять. И самая старшая, и самая младшая в здравом уме. Старшая рассказывает малышке на ночь сказки о Верлиоко, младшая — о Спайдермене. Пугаются обе. Это я к тому, что повествование о замороженной женщине могло дойти до нас если не из первых уст, то и не из таких временных далей, как нам представляется.

Вечная неистребимая материя

Я так думаю, что природа или бог, ли кто там еще иногда скучают и развлекаются достаточно оригинальным способом, задавая . А может, природа организма человека такова, что мы даже отдаленно не представляем себе всех возможностей, на которые он способен. В конце концов, все мы состоим из материи — мертвой, вечной и неистребимой, и что ей может сделаться хоть в адском пламени, хоть в космическом холоде.


Если чисто теоретически представить, будто кто-то миниатюрным пинцетом разобрал человека на атомы, отщипывая по одному, то мы получим кучку непонятно чего, но уж точно не живой материи. И эта кучка не будет тем человеком, который жил, мыслил, любил соленые огурцы, а летом . Зато каждый атом из этой кучки, часть его живого, и будет существовать вечно. Опять же, чисто теоретически, если все сложить назад, как было, то в Египет за солеными огурцами новорожденный сможет слетать.

Впрочем, это не очень умные рассуждения, не очень умного человека, так что внимания на них можно не обращать.

Замороженная девушка

История Марии Федоровны Разуваевой случилась в 1893 году. В деревне об этом знают все, и буквально все уверены в ее правдивости. Потому что память о ней там жива: и дом сохранился, и вещи, и фотографии.


Было ей в ту пору двадцать лет, в замужестве находилась четыре года. Детей в семье не было, а муж и не любил никогда, и не жалел. В трезвом виде бил жену не часто, но в пьяном – исключений не делал. «Учил» кулаками, рогачом, палкой, сапогами. Однажды разбил ей об голову глиняный горшок, и так осерчал, о потере в хозяйстве нужного предмета, что сломал об женину спину еще и лопату.

Маша встала ночью, когда пьяный муж крепко спал, и в одной сорочке, босиком вышла на улицу. Зима в тот год была лютая, температура стояла за минус тридцать. Она дошла до полыньи, в которой деревенские бабы полоскали белье, и бросилась в воду.

Обнаружили ее уже на следующий день, но вытащить не смогли, тело вмерзло в лед. Пришлось мужикам идти за пилами, и бедную женщину буквально выпиливать. Огромный кусок льда, в котором находилось тело крестьянки, занесли в баню и положили на полати. Лед рубить не стали, а натопили горячо печку и поддерживали жар всю ночь.


К утру тело оттаяло, а днем в Сосновку прибыл волостной старшина, чтобы разобраться со случаем самоубийства. Но когда делегация любопытных во главе с начальником вошла в баню, все буквально остолбенели. Марья Федорова хоть и была без сознания и лежала с закрытыми глазами, но явно была жива: дышала тяжело и часто кашляла. На следующий день она очнулась и попросила есть, а еще через пару дней уже передвигалась сама. Поначалу на коже были видны красные пятна обморожения, но никаких других признаков болезненного состояния не наблюдалось. О случившемся узнали жители других деревень, и на молодую женщину стали приходить смотреть за десятки километров.

11 сентября (29 августа по ст. ст.), в день Усекновения главы святого Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, одна из древнейших московских обителей - недавно вновь возрожденный Иоанно-Предтеченский женский монастырь - отмечает свой престольный праздник. Не в пышных торжествах, но в строгом посте проводит этот день обитель святого Иоанна Предтечи, и со всей полнотой Православной Церкви вспоминает в покаянной молитве, как пресыщенным грехом и брашнами людям в день рождества царя Ирода была подана на блюде глава Крестителя Господня. Вся жизнь величайшего Пророка и «большего в рожденных женами», и смерть его, как подвиг стояния за правду Божию, сияют в сей день небесной красотой и неземным величием. Невольно вспоминаются в день убиения великого Праведника и другие невинные страдальцы, понесшие свой крест под покровом святого Иоанна Предтечи, в стенах его обители: и насильно заточаемые здесь невольницы царского рода в XVI-XVIII веках, и сонм претерпевших узы и темничное заключение новомучеников, за Христа пострадавших в ХХ столетии, когда обитель, подобно многим святыням Русского Православия, была осквернена и превращена в концлагерь, насельницы монастыря были изгнаны и отправлены в ссылку, а священники его - расстреляны или погибли в лагерях.

11 августа 2000 г. на заседании Священного Синода, проходившего в канун Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, было принято решение об открытии Иоанно-Предтеченского женского монастыря, расположенного в самом сердце столицы. Близость к Кремлю и связь с царским домом всегда определяли судьбу монастыря с момента его основания и на протяжении столетий. Много таинственных и трагичных страниц вписано в историю Ивановской, как именовалась она прежде, Девичьей обители. Вместе со всем народом монастырь претерпевал разорения от интервентов и своих «воров и негодных людей», горел часто в московских пожарах, но всякий раз восстанавливался щедрой рукой русских царей, молитвами его святых покровителей. Многое в истории Иоанно-Предтеченской обители перекликается с судьбой уничтоженных Кремлевских святынь: Вознесенского Девичьего и Чудова мужского монастырей. Промыслом Божиим обитель святого Иоанна Предтечи сохранена от полного уничтожения для духовного обновления столицы, снова звучит в сердце Москвы «глас вопиющего в пустыне», а радость о возрождении монастыря в конце ХХ века соединилась со всецерковным торжеством прославления Новомучеников и Исповедников Российских.

Древний Иоанно-Предтеченский монастырь расположен на высоком холме, который огибает Солянка - старинный путь во Владимир и Рязань. Местность эта издревле принадлежала великокняжескому дому, на этой земле находились загородный княжий двор и сады, от которых закрепилось именование храмов и монастырей, основанных здесь - «в Старых Садех». Ивановская обитель была основана как ружная. Построенная на государевой земле, она получала царскую ругу - содержание от владевшего землей царского дома. Предание связывает основание девичьей обители в Белом городе близ Солянки с рождением царя Иоанна Васильевича IV Грозного. Приписывается основание монастыря как самому Грозному Самодержцу, так и матери его Великой Княгине Елене Глинской. Первый русский царь, венчавшийся на царство Российское в 1547 году, родился в канун дня Усекновения главы святого Иоанна Предтечи 25 августа 1530 года и носил имя Крестителя Господня. Иоанно-Предтеченская обитель стала местом молитвы об упокоении Грозного государя, как ее царственного основателя.

Особенно часто посещали и щедро одаривали Ивановскую обитель в XVII веке родоначальники династии Романовых - цари Михаил Феодорович и Алексей Михайлович. Многочадная супруга Михаила Феодоровича царица Евдокия Лукьяновна, урожденная Стрешнева, часто навещала жившую здесь блаженную схимонахиню Марфу, Христа ради юродивую, и просила ее молитв о благополучном разрешении при родах. Примеру благочестивой царицы следовали подданные. Установился освященный молитвами юродивой Марфы многовековой обычай служить во время беременности при гробе блаженной в Ивановском монастыре панихиды о упокоении ее души, тем самым испрашивая ее молитвенной помощи. Почитаемая за святость еще при жизни, блаженная Марфа была погребена в монастырском Соборе. Память ее свято чтилась царской четой и по смерти блаженной, последовавшей в день Ангела царицы Евдокии 1 марта 1638 г. Тихая и незримая для мира молитва смиренной схимницы, которая испрашивала Божией милости молодому царю, его супруге и чадам, способствовала упрочению престола новой династии и устроению Русского государства, недавно пережившего тяжелую смуту. Восстановление исторической памяти и молитвы об упокоении русских государей, несомненно, привлечет благодать Божию в укреплении Русского государства, в воссоздании русских святынь, станет достойным плодом покаяния русского народа.

В начале XVII века в Смутное время Ивановская обитель была разграблена польскими интервентами, но Божией милостью и усердием благочестивых русских царей вскоре восстановлена. В первой половине XVIII века обитель была опустошена двумя московскими пожарами: Троицким 1737 г. и пожаром 1748 г., но в 1761 г. монастырь был возобновлен щедротами Императрицы Елизаветы Петровны, которая предназначала его «для призрения вдов и сирот заслуженных людей». Благочестивая и религиозная императрица, носившая имя матери святого Иоанна Предтечи - праведной Елизаветы, имела намерение на склоне лет по обычаю предков постричься в монашество. С этой целью она заложила и создавала в Санкт-Петербурге Воскресенский Смольный Новодевичий монастырь, куда собиралась удалиться. Императрица не осуществила свое намерение, но монашеский путь был уготован от Господа ее родной дочери в московской Ивановской обители, которую она назначила сама для сирот заслуженных людей.

В Ивановском монастыре среди родовитых насельниц были опальные лица из царской семьи, позже в монастырь присылали на покаяние женщин, упорствующих в ереси, или совершивших тяжкие преступления. Так, в ХVI веке в обители святого Иоанна Предтечи была пострижена супруга старшего сына царя Иоанна Грозного царевича Иоанна, в монашестве Параскева, в начале ХVII века в Смутное время в монастыре была заточена и пострижена с именем Елена супруга царя Василия Шуйского. Еще одна таинственная затворница содержалась в обители в конце XVIII - начале ХIХ веков. Этой загадочной невольницей была, по преданию, родная дочь Императрицы Елизаветы Петровны от тайного морганатического брака с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским - известная княжна Августа Тараканова. По повелению Екатерины II в 1785 г. настоящая дочь Елизаветы Петровны была доставлена из-за границы, представлена императрице и «для блага России» пострижена в монашество с именем Досифеи в Московском Ивановском монастыре. Царственная инокиня содержалась в строжайшем затворе около 25 лет. Свой невольный затвор она обратила во спасение своей души и душ тех ближних, кто приходил к ней с верой за помощью, т.к. после смерти Екатерины II к старице Досифее стали допускать народ. Тогда и явлены были миру дары молитвы и прозорливости, которыми щедро наделил Господь смиренную инокиню, принявшую крест свой от руки Божией. Многим помогла она на пути спасения. О ее молитвенной помощи свидетельствовал в середине XIX века настоятель Оптиной Пустыни схиархимандрит Моисей (Путилов), ныне прославленный в сонме Оптинских старцев. Ему, а также его брату, будущему настоятелю Саровской пустыни игумену Исайе II (Путилову), она указала монашеский путь и поддерживала их в юности молитвою и добрым советом. Почила о Господе монахиня Досифея 4 февраля 1810 г. и похоронена была в Новоспасском монастыре - родовой усыпальнице бояр Романовых.

После разорения Москвы французской армией во главе с Наполеоном в 1812 г. Ивановская обитель была упразднена более чем на полвека. При монастырском храме доживали свой век четыре старицы, которые часто видели ночью в храме молящуюся с воздетыми руками схимницу. Они верили, что это блаженная Марфа Ивановская, и что ее молитвами монастырь будет непременно восстановлен.

В 1859 г. было положено начало возрождению обители по завещанию богатой вдовы Елизаветы Алексеевны Макаровой-Зубачевой. Вместе со своей родственницей Марией Александровной Мазуриной она обратилась к Московскому митрополиту Филарету (Дроздову). Как истинный архипастырь, монах и покровитель монашества, свт. Филарет был рад возможности возродить обитель, для которой он сам составил правила общежития. Летом 1859 г. Император Александр II лично утвердил проект восстановления обители. В 1860 г. после Божественной Литургии в храме св. равноап. князя Владимира, расположенного рядом с обителью, и крестного хода из Князь-Владимирского храма в монастырь при личном участии свт. Филарета были заложены новый монастырский Собор и больничная церковь преподобной Елизаветы Чудотворицы - небесной покровительницы Е.А. Макаровой-Зубачевой. Обитель перестраивалась в течение 20 лет строительницей монастыря М.А. Мазуриной при архипастырском попечении свт. Филарета по единому проекту академика Михаила Быковского, создавшего архитектурный шедевр с элементами классицизма, романского и готического стилей в центре старой Москвы. Собор напоминает шедевр западно-европейского зодчества - кафедральный Собор Санта Мария дель Фиоре во Флоренции. Ни строительница монастыря, ни митрополит Филарет не дожили до открытия обители.

Торжественное освящение Иоанно-Предтеченского монастыря состоялось в октябре 1879 г. Завершить строительные работы и приискать игумению для новой обители было поручено благочинному общежительных монастырей преподобному Пимену (Мясникову). Предполагалось возобновить Ивановский монастырь как общежительный, а в Москве таковых не было, только штатные, поэтому обитель была вверена попечению архимандрита Николо-Угрешского монастыря. Первую настоятельницу игумению Рафаилу с сестрами о. Пимен нашел в подмосковной Аносиной Борисо-Глебской Пустыни, которая в конце Х1Х - начале ХХ веков называлась в народе «Женской Оптиной» за то, что в ней, как и в самой Оптиной Пустыни, было развито старчество. Быстро наполнилась Ивановская обитель насельницами и стала привлекать паломников со всех концов Российской Империи.

В 1890-х гг. близ станции Марк Савеловской железной дороги Ивановской обители были предоставлены земли для хутора, получившего название Чернецово. При настоятельнице игумении Сергии (Смирновой) в 1893-95 годах на хуторе была построена деревянная церковь в честь ее небесного покровителя - прп. Сергия Радонежского. Хуторской храм обители был хорошо отделан, украшен дубовым иконостасом, имел частицы святых мощей Иоанна Крестителя и Сергия Радонежского.

К 1917 году в обители проживало свыше трехсот насельниц. С началом 1-й Мировой войны все они, кроме обычных монастырских послушаний, шили белье для русской армии. Уже в 1918 г. Ивановская обитель была закрыта и превращена в концлагерь - «Ивановский Исправдом на Солянке», где в 20-е годы одновременно бывало до четырехсот заключенных. Собор Усекновения главы святого Иоанна Предтечи и Елизаветинская церковь продолжали действовать, как приходские, при них проживали около ста насельниц. В эти годы матушка настоятельница и монахини разоренного монастыря обращались за молитвенной помощью и духовным советом на Маросейку к старцу отцу Алексию Мечеву. В 1926 г. храмы были отобраны. Монастырский Собор св. Иоанна Предтечи присмотрело для своего хранилища Губернское архивное бюро, а Елизаветинская церковь отошла в распоряжение лагерного начальства.

Не только святые обители, храмы Божии, праведные люди, но и святые мощи угодников Божиих претерпевали поругание и гонение в безбожное лихолетье. Около трехсот лет почивали в Ивановской обители мощи святой блаженной схимонахини Марфы, Христа ради юродивой - молитвенницы и покровительницы царствовавшей династии Романовых. В середине XIX века по благословению свт. Филарета Московского мощи блаженной при перестройке Собора были обретены и положены в новую мраморную гробницу. В связи с закрытием Собора в 1926 г. мощи святой блаженной Марфы были вскрыты и перезахоронены, в настоящее время их местонахождение остается неизвестным. Память ее празднуется в обители в день преставления 1/14 марта и в Соборе Московских святых в воскресение перед 26 августа / 8 сентября.

После окончательного закрытия священники и последние сестры с матушкой настоятельницей были изгнаны из обители. Известна судьба иерея Алексия Скворцова, бывшего прежде диаконом в монастыре. Отец Алексий был дважды арестован. Приговором тройки при УНКВД СССР по Московской области 7 июня 1938 года он был осужден и приговорен к высшей мере наказания - расстрелу «за контрреволюционную агитацию». Виновным себя не признал. Мученический венец о. Алексий принял на Бутовском полигоне 4 июля 1938 г. Документы его находятся в настоящее время в Комиссии по канонизации. Другой священник монастыря, протоиерей Иосиф Будилович, бывший до 1918 г. полковым священником, по некоторым данным погиб в лагере.

Последняя настоятельница матушка Епифания (в миру - Елизавета Дмитриевна Митюшина, вдова из купеческого сословия), пережившая разорение обители, где она приняла монашеский постриг, переехала с оставшимися сестрами на хутор. Сюда, в храм прп. Сергия Радонежского, пригласили служить отца Илариона (Удодова), который стал духовником ивановских сестер. Имя этого святого старца стало широко известно в связи с тем, что он Промыслом Божиим стал хранителем главы Преподобного Сергия Радонежского во время Великой Отечественной войны. О. Иларион начинал свой монашеский путь на Афоне в Свято-Пантелеимоновой обители по особому указанию Божией Матери. В одном из следственных дел в связи с арестом его брата Петра о. Иларион значится как «архимандрит Ивановского монастыря», так он и остался на все годы гонений старцем и окормителем Ивановских изгнанниц. В 1929 г. отец Иларион похоронил на хуторе матушку Епифанию. Хуторское хозяйство советская власть задавила налогами. В 1931 г. сестры были арестованы на монастырском хуторе и высланы в Казахстан. Отец Иларион жил при храме прп. Сергия на бывшем хуторе некоторое время один, затем был приглашен благочинным служить в Виноградово, где был настоятелем церкви Владимирской иконы Божией Матери до дня своей кончины 15 марта 1951 г. Перед войной, в конце 30-х годов, о. Иларион перенес в храм Владимирской иконы Пресвятой Богородицы иконостас и святыни хуторского храма прп. Сергия и устроил придел в честь прп. Сергия Радонежского, тем самым приготовив место для хранения великой святыни. Отец Иларион некоторое время был братским духовником вновь открывшейся Троице-Сергиевой Лавры, но вскоре вернулся в Виноградово. Сюда к о. Илариону собрались после ссылки «ивановские сироты», здесь образовался небольшой «монастырек»: одни сестры бывали наездами, другие прислуживали при храме, некоторые из них были здесь похоронены.

Из Виноградово, где обрели место упокоения последние ивановские монахини и их духовник и старец о. Иларион, началось и новое возрождение обители в конце ХХ века. В 1992 г. Иоанно-Предтеченский монастырь был возвращен Русской Православной Церкви. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II обитель была приписана к храму св. равноап. князя Владимира во главе с настоятелем прот. Сергием Романовым. Храм расположен на Ивановской горке чуть выше монастыря. Промыслительно то обстоятельство, что в конце 1980-х годов о. Сергий Романов служил в селе Виноградово в храме Владимирской иконы Божией Матери, где зарождалась и складывалась из его духовных чад и, в том числе, будущих насельниц монастыря, приходская община храма св. князя Владимира.

С этого времени до начала 2002 года община храма св. равноап. князя Владимира при участии Московского Благотворительного Свято-Владимирского Братства трудились не только над воссозданием монастырских храмов, келий и стен, но и заложили фундамент для возрождения монашеской жизни в этой древней обители. С 1992г. в бывшем больничном корпусе жила община сестер, была открыта монастырская часовня св. Иоанна Предтечи, где служились молебны св. Пророку. Полностью были отреставрированы бывший больничный корпус с домовым храмом прп. Елизаветы Чудотворицы. Освящение и первое богослужение в Елизаветинской церкви состоялось в 1995 г. на Светлой седмице в день иконы Пресвятой Богородицы «Живоносный источник». В это пасхальное время, как проявление молитвенного покрова Божией Матери, стала обильно мироточить икона Пресвятой Богородицы «Одигитрия», находящаяся в храме прп. Елизаветы Чудотворицы. Летом 2001 г. к празднику Рождества Иоанна Предтечи Архивом Московской области был полностью освобожден монастырский Собор, с октября 2001 г. в нем еженедельно совершались молебны св. Иоанну Предтече.

Особенно близкие отношения у насельниц Иоанно-Предтеченского монастыря сложились с Пюхтицкой обителью в Эстонии, в которой сохранились традиции русского православного общежительного монашества. По приглашению матушки Варвары ивановские сестры ездили в Пюхтицы поучиться и приглядеться к монастырской жизни. Промыслом Божиим по Указу Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в январе 2002 г. Иоанно-Предтеченскую обитель возглавила настоятельница монахиня Афанасия (Грошева), назначенная именно из Свято-Успенского Пюхтицкого ставропигиального женского монастыря. Назначение матушки Афанасии было воспринято сестрами с большой радостью.

С приездом настоятельницы обитель преобразилась и внутренне, и внешне. Пополнилась она и новыми насельницами, обрела своих прихожан.

8 сентября 2002года был торжественно освящен Казанский придел монастырского собора, в котором воссоздана уникальная живопись. Засияли кресты на обновленном куполе и башенках собора, а монастырская звонница каждый день возвещает о начале богослужения. Спустя 76 лет после закрытия монастырского собора, освященного в честь Усекновения главы св. Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, в нем вновь возносится молитва, совершается Литургия, приносится Бескровная Жертва.

Радостным событием для обители стал первый постриг сестер. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II великим постом 2003 г. в день, когда монастырю была принесена в дар частица мощей свт. Николая Чудотворца, владыка Арсений, архиепископ Истринский, совершил иноческий постриг сестер, которые стояли у истоков возрождения обители.

Сразу по приезде матушки Афанасии 19 января 2002 г. монастырю были возвращены его главные святыни - иконы святого Иоанна Предтечи с обручем и прп. Елизаветы Чудотворицы - святой игумении, жившей в Константинополе в V веке. Икона св. Иоанна Предтечи с обручем уникальна. Перед этим образом молились русские цари и ходили за ним крестным ходом. В советский период икона хранилась в храме свв. апп. Петра и Павла на Яузе. Ныне она находится в монастырской часовне, каждый день открытой для богомольцев. К киоту иконы св. Пророка справа на металлической цепочке присоединен медный обруч. На нем полустертая, но различимая надпись: «Святый Великий Предтече и Крестителю Спасов Иоанне моли Бога о нас». Этот обруч, надеваемый с верой и молитвой ко св. Иоанну Предтече паломниками на голову, известен со второй половины XIX века. Возможно обруч был сделан во свидетельство чудесного исцеления. Многие чудеса и исцеления явила благодать Божия у сего образа по молитвам Проповедника покаяния уже в наше время после возвращения святыни в обитель. Неслучайно не иссякает в монастырскую часовню поток паломников, страждущих душевными и телесными недугами.

Много проблем и скорбей у такой древней и вновь молодой обители. Основную территорию с келейными корпусами, где с 1918 г. находился концлагерь ВЧК-НКВД, затем высшая школа НКВД, и поныне занимает Московский Университет МВД России. Другая проблема - нехватка средств на восстановление и реставрацию этого архитектурного памятника XVIII-XIX вв. Конечно, нуждается монастырь и в щедрых благотворителях, и в тех, кто желает потрудиться для его возрождения. Обитель будет рада тем, кто поделится семейными воспоминаниями об истории монастыря, документами, фотографиями и всем, приходящим под покров Проповедника покаяния.

Иоанно-Претеченский монастырь находится по адресу: Москва, ст. м. Китай-город, Малый Ивановский переулок, д. 2, т. 924-0150.

По понедельникам 17.00 совершается молебен св. Иоанну Предтече с акафистом и водосвятием, кроме навечерий больших праздников. Часовня Иоанна Предтечи и Собор открыты ежедневно с 8.00 до 20.00.