Рикер философия. Рикёр, Поль

РИКЁР (Ricoeur) Поль (род. 27 февраля 1913, Валанс, Франция) – французский философ, ведущий теоретик феноменологической герменевтики. Получил философское образование в университете Ренна и Сорбонне; профессор университетов Парижа (1956–66), Нантера (1966–70), Чикаго (с 1970), почетный доктор более чем тридцати университетов мира. Задачей своего творчества считает разработку обобщающей концепции человека 20 в. с учетом того вклада, который внесли в нее «философия жизни», феноменология, экзистенциализм, персонализм, психоанализ и др. направления. Своими учителями считает Э.Гуссерля, Г.Марселя, К.Ясперса. Испытал значительное воздействие идей французского персонализма: понятие личности, по Рикёру, является фундаметальнейшим в философии, поскольку личность – это место рождения значений, дающих начало и смысл миру человеческой культуры. В отличие от Ф.Шлейермахера и В.Дильтея, трактовавших герменевтику в духе психологизма, смыкающегося с традиционной эпистемологией, Рикёр переносит вопрос о ней в онтологическую плоскость: герменевтика не только метод познания, но – прежде всего – способ бытия.

В своих философских исследованиях Рикёр руководствуется регрессивно-прогрессивным методом, опираясь на который, предполагает диалектически осмысливать явления в единстве их трех временных измерений: прошлого, настоящего и будущего. Применительно к человеческой субъективности цель этого метода заключается в том, чтобы высветить «археологию» субъекта, т.е. его укорененность в бытии, и найти доступ к его телеологии, движению в будущее. Рикёр противопоставляет свою концепцию классической трактовке субъекта как сознания, опираясь на учение Гуссерля о «жизненном мире», онтологию Хайдеггера и особенно психоанализ Фрейда. Последний он понимает в качестве герменевтики, нацеленной на постижение «изначальных влечений» человеческого Я через осмысления форм их сублимации в культуре. Пределом регрессивного анализа Рикёр полагает «изначальную волю» индивида к бытию, связанную с переживанием и осознанием возможности не-бытия. Прогрессивный анализ направлен на «профетию» человеческого духа, где источник смысла располагается не за субъектом, как это имеет место в «археологии», а перед ним. Здесь Рикёр опирается на идеи феноменологии духа (Гегель), нацеленные на раскрытие телеологии человеческой субъективности, и на феноменологию религии (М.Элиаде), свидетельствующую об устремленности человека к священному, задающему эсхатологические перспективы человеческому существованию, а через него и истории в целом. Несмотря на явные различия, существующие между психоанализом, феноменологией духа и феноменологией религии, все они имеют право на существование, если только дополняют друг друга; философии, как герменевтике, надлежит соединить эти интерпретации человеческого феномена и стать экзегезой всех значений, существующих в мире культуры.

Вместе с тем Рикёр вслед за Фрейдом считает изначальным условием человеческого опыта его языковой характер. Отсюда следует, что культурное творчество всегда символично. Эту идею Рикёр также заимствует у Фрейда, высказавшего ее при толковании либидо, обладающего исключительной способностью к отсроченному символическому удовлетворению, при котором либидозная цель заменяется целью идеальной. Либидо, по словам Рикёра, выводит человека из области биологии в сферу культурных значений. Под символом он понимает любую структуру значений, где один смысл – прямой, первичный, буквальный – при помощи добавлений обозначает другой смысл – косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть воспринят только посредством первого смысла. Язык, по Рикёру, изначально обладает символической функцией, суть которой была раскрыта Гуссерлем, предъявившим ему двойное требование: требование логичности, идущее от telos, и требование допредикативного объяснения, идущее от arche; язык, совершая движение «вспять», находит собственное обоснование в том, что не является языком, и он сам обозначает свою зависимость от того, что делает его возможным со стороны мира; так язык сообщает о символической функции, что определяет логику герменевтики как логику двойного смысла. Особенность символа состоит в том, что он дает смысл при помощи другого смысла: изначальный, буквальный смысл в нем отсылает к смыслу иносказательному, экзистенциальному, духовному. В 1970-х гг. Рикёр осмысливает проблематику символа, применяя к нему «более подходящий инструментарий», каковым считает метафору. Метафора, перемещающая анализ из сферы слова в сферу фразы, вплотную подводит Рикёра к проблеме инновации, на которую направлен его прогрессивный анализ: значение метафоры не заключено ни в одном из отдельно взятых слов, оно рождается в конфликте, в той напряженности, которая возникает в результате соединения слов в фразе; метафора наглядно демонстрирует символическую функцию языка: буквальный смысл отступает перед смыслом метафорическим, соотнесенность слова с реальностью и эвристическая деятельность субъекта усиливаются; в метафорическом выражении, нарушающем семантическую правильность фразы, несовместимым с ее буквальным прочтением, осуществляется человеческая способность к творчеству.

В последние годы Рикёр признает трактовку герменевтики как интерпретации символов весьма узкой и переходит к анализу культурных текстов (литературных произведений, исторических повествований и т.п.) в качестве объекта интерпретации. Он стремится понять истолкование как преимущественный способ включения индивида в целостный контекст культуры, как одну из существеннейших основ его деятельности в культуре. Сохраняя прежнее намерение создать концепцию интерпретации, основанную на диалектическом понимании времени, Рикёр вводит в герменевтический анализ в качестве его основы деятельностный принцип. Задачу герменевтического постижения он видит в том, чтобы обосновать роль человека как субъекта культурно-исторического творчества, в котором и благодаря которому осуществляется связь времен и которое зиждется на активной деятельности индивида. Новая позиция Рикёра складывается под сильным воздействием, с одной стороны, учения Августина о времени как состояниях души, с другой – аристотелевской трактовки завязывания интриги в художественном произведении и миметической сущности искусства. Одновременно в своей концепции повествовательности Рикёр ставит вопрос о диалектическом взаимодействии между философско-герменевтическим и научным подходами в постижении человека и мира культуры; по его словам, диалектика объяснения и понимания, развертывающаяся на уровне текста, становится узловым моментом интерпретации и образует отныне преимущественную тему и главную цель интерпретации.

В 1990-х гг. Рикёр делает акцент на проблеме взаимодействия и взаимопонимания людей – их общении, совместном бытии; в центре внимания философа такие проблемы, как этика и политика, и особенно – проблема ответственности в политической деятельности: политики должны научиться говорить на языке морали – в противном случае нам грозит политический цинизм, смертельно опасный для всего человечества.

Сочинения:

1. Philosophie de la volonté, I. Le Volontaire et Involontaire. P., 1948;

2. Histoire et vérité. P., 1955;

3. Philosophie de la volonté, II. Finitude et Culpabilité. 1. L’Homme faillible. P., I960;

4. Philosophie de la volonté, II. Finitude et Culpabilité. 2. La Symbolique du mal. P., 1960;

5. Le Conflit des interprétations. Essais d’herméneutique I. P., 1969;

6. Du texte à L’action. Essais d’herméneutique II. P., 1986;

7. Soi-même comme un autre. P., 1990;

8. Refléxion faite. Autobiografie intellectuelle. P., 1995;

9. в рус. пер.: Герменевтика. Этика. Политика. М. 1995;

10. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995;

11. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. М., 1997.

Литература:

1. Mongin О. Paul Ricoeur. P., 1994.

Герменевтика

2. Понятие герменевтики П. Рикера

Поль Рикёр (родился 27 февраля 1913г.) - один из самых значительных философов XX в. Его перу принадлежат труды:

· "Карл Ясперс и философия существования" (1947),

· "Габриэль Марсель и Карл Ясперс. Философия таинства и философия парадокса" (1948),

· "История и истина" (1955, 1964),

· "Философия воли" (1955-1960),

· "Об интерпретации. Очерки о Фрейде" (1965),

· "Конфликт интерпретаций. Очерки по герменевтике" (1969),

· "Живая метафора" (1975),

· "Время и повествование" (т. I-III, 1983 1985) и др.

Задача, которую поставил перед собой мыслитель Поль Рикёр, колоссальна: разработать своего рода обобщающую концепцию человека XX в. Свой вклад в построение такой концепции внесли феноменология, философия жизни, экзистенциализм, персонализм, психоанализ, герменевтика, структурализм, аналитическая философия, моральная философия, философия политики и др., словом, все главные течения и направления философии XX столетия, имеющие глубинные истоки, заложенные античностью, а еще ранее - мифологическим мышлением, и опирающиеся на идеи своих непосредственных предшественников: Канта, Гегеля, Фихте http://mirslovarei.com/ .

Рикёр переносит вопрос о герменевтике в онтологическую плоскость: отказавшись от разработки герменевтики как метода познания, он занимается построением ее как способа бытия. Основную свою задачу философ видит в том, чтобы, создавая философию жизни, воспользоваться всеми ресурсами гегелевской философии духа. С точки зрения методологической это, по его словам, означает "привить проблему герменевтики к феноменологическому методу". Идя таким путем, философ намеревается преодолеть крайности объективизма и субъективизма, натурализма и антропологизма, сциентизма и антисциентизма, противоречия между которыми привели современную философию к глубокому кризису.

Одна из задач первой самостоятельной работы заключается в сопоставлении феноменологически трактуемого внимания с проблемами истины и свободы. Так Рикёр начинает "соединение" феноменологии и экзистенциализма, заимствуя у первой метод анализа, у второй - смысл "воплощенного существования". В итоге Рикёр обнаруживает кардинальную двойственность человеческого опыта: будучи восприятием, он связан с объектом, но одновременно опыт - это активность, поскольку он свойствен свободно ориентирующемуся вниманию.

Соглашаясь в целом с экзистенциалистской трактовкой человека, Рикёр вместе с тем критикует ее за монизм, допускающий только одно толкование существования - воображение, эмоции, переживания и т.п. Рикёр находит возможным "перевернуть" перспективу экзистенциалистского анализа и исследовать не только то, что следует за экзистенциалистской изначальностью, но и саму экзистенциальную ситуацию, способ существования, в котором укоренен субъект. В результате этой операции Рикёр обнаруживает область бессознательного, то, что принимается субъектом как необходимость и преобразуется им в практическую категорию. Рикёр не считает бессознательное чем-то принципиально недоступным сознанию Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т.4. СПб., 1997. C. 463.

Понятие воли (способности к деятельности) - одно из центральных в концепции Рикёра. Конституирующая воля отождествляется им с понятием собственно человеческого опыта; она - первоначальный акт сознания и человека вообще. Принятая в качестве "предельной изначальности" субъекта, воля служит Рикёру и точкой отсчета, от которой можно идти в двух направлениях: одно из них - исследование движения сознания, открывающего будущее (трансцендирование); другое - обращение к археологии субъекта, к его изначальным влечениям, далее не редуцируемым и обнаруживаемым только в сопоставлении с небытием.

Согласно Рикёру, потребности, желания, привычки человека приобретают подлинный смысл только по отношению к воле, которую они вызывают, мотивируют; воля же завершает их смысл, она детерминирует их своим выбором.

При разработке методологии феноменологической онтологии Рикёр опирается на психоаналитический метод истолкования, выделяя в нем следующие моменты. Во-первых, психоанализ идет к онтологии путем критики сознания: "интерпретации снов, фантазмов, мифов, символов, какие предлагает психоанализ, суть своего рода оспаривание претензий сознания быть источником смысла"; психоанализ говорит об "утраченных объектах, которые надлежит отыскать символически", что, по мысли Рикёра, является условием для создания герменевтики, освобожденной от предрассудков Ego, где проблематика рефлексии преодолевается в проблематике существования http://wikipedia.com/ .

И второе, на что обращает внимание Рикёр, осмысливая психоаналитическую методологию: только в интерпретации и при ее помощи возможно движение к онтологии. При анализе движения сознания вперед ("профетии сознания"), когда каждый образ находит свой смысл не в том, что ему предшествует, а в том, что последует за ним, Рикёр использует "прогрессивный" метод: сознание извлекается из самого себя и устремляется вперед, к смыслу, источник которого находится впереди субъекта.

Для Рикёра слово, изречение очевидно обладают символической функцией. При этом он четко отличает философию языка от науки о языке. Основу этого отличия он видит в том, что науку о языке интересует замкнутая система знаков, философия же языка "прорывает" эту замкнутость в направлении бытия и исследует феномен языка как элемент обмена между структурой и событием; ведущая роль в этом обмене принадлежит живому слову.

Впервые, считает Рикёр, философская проблема языка была поставлена Гусслерлем как некий парадокс языка: язык есть вторичное выражение понимания реальности, но только в языке его зависимость от того, что ему предшествует, может быть выговорена. Особую заслугу Гуссерля Рикёр видит в том, что он обосновал символическую функцию языка.

Так язык указывает на возможность символической функции и определяет логику герменевтики как логику двойного смысла. Семантически символ образован таким образом, что он дает смысл при помощи смысла, в нем изначальный, буквальный, иногда физический смысл отсылает к смыслу иносказательному, экзистенциальному, духовному. Таким образом, символ зовет к интерпретации и к говорению.

Метафора наиболее очевидно демонстрирует символическую функцию языка: когда язык пользуется метафорой, буквальный смысл отступает перед метафорическим смыслом, однако тем самым усиливается соотнесенность слова с реальностью и углубляется эвристическая деятельность субъекта. В метафорическом выражении, нарушающем семантическую правильность фразы и несовместимым с ее буквальным прочтением, Рикёр обнаруживает осуществление человеческой способности к творчеству.

Начатое Рикёром в 80-е годы осмысление повествовательной функции культуры и предпринимаемые в связи с этим попытки соединить феноменологию с лингвистическим анализом, герменевтику - с аналитической философией позволяют мыслителю перейти от анализа фрагментов культуры, запечатленных в слове или фразе, к анализу текстов культуры, в конечном итоге - к бытию культуры как исторической целостности.

Виды понятий и отношение между ними

В истории логики при решении вопроса о понятии допускались, прежде всего, две крайности. Одна - это отрыв понятия от действительности, противопоставление ей, неумение увидеть органическую связь с ней...

Герменевтика Дильтея

Одним из создателей специальной теории понимания является Вильгельм Дильтей. Значимым истоком творчества Дильтея явился англофранцузский позитивизм с его методом психологизма в анализе непосредственных данных сознания...

Герменевтический метод в гуманитарном познании

Специфика гуманитарного познания определяется: во-первых, как существенно зависимая от социокультурных факторов; во-вторых, как широко применяющая интерпетационные методы исследования; в-третьих, как имеющая специфический предмет...

Герменевтика - це: 1) теорія і методологія тлумачення текстів («мистецтво розуміння»); 2) напрямок у філософії XX століття, яке виросло на підґрунті теорії інтерпретації літературних текстів...

Герменевтичний метод. Герменевтичне коло

Поль Рікер (народився 27 лютого 1913р.) - Один з найзначніших філософів XX ст. Його перу належать праці: · "Карл Ясперс і філософія існування" (1947), · "Габріель Марсель і Карл Ясперс. Філософія таїнства і філософія парадоксу" (1948), · "Історія та істина" (1955...

Славянофилы -- представители либерально настроенной дворянской интеллигенции, поддерживающие учение о самобытности и национальной исключительности русского народа...

Исторический спор западников и славянофилов

Западничество, как и славянофильство, возникло на рубеже 30--40-х годов XIX в. Оно было представлено "обеими столицами" -- Москвой и Петербургом. Московский кружок западников оформился в спорах со славянофилами в 1841--1842 гг...

Общая характеристика суждений

Придумать самостоятельно или отыскать в специальной литературе (но не по логике!): 1.1 примеры: а) обобщение понятия Обобщение понятия (англ. Concept gneralisation) - логическая операция, которая заключается в том...

Основы логики

Достоверному познанию в научной или практической области всегда предшествует рациональное осмысление и оценка доставляемого наблюдением фактического материала...

Открытие герменевтического круга: Гадамер

В.С. Малахов в послесловии к книге Гадамера “Актуальность прекрасного" Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., Искусство, 1991. стр. 324. пишет, что “судьба с самого начала ему (Гадамеру) благоприятствовала”, ведь, заинтересовавшись философией...

Сущность логики

Понятие - логическая форма, которая определяет круг объектов по схожим, существенным признакам. Каждое понятие имеет своё содержание и объем. Содержание понятия - существенные признаки объекта. Объем понятия - количество объектов...

Философская герменевтика

Способом философствования, в центре которого находится процесс понимания, является герменевтика. Герменевтика (от. греч. - разъясняю, истолковываю) - философское учение, основанное на теории и практике понимания...

Философская герменевтика

Но наиболее полное, глубокое и содержательное изложение проблем философской герменевтики представлено в творчестве Ханса Георга Гадамера (1900-2002) в таких произведениях как «Истина и метод», «Философия и герменевтика»...

Чувственное и логическое познание

Законы, сущность явлений человек познает на абстрактно-логической ступени познания, посредством мышления. «Мышление -- это опосредованное, обобщенное познание действительности...

Поль Рикер и Ганс Георг Гадамер по праву считаются наиболее выдающимися теоретиками в герменевтике двадцатого века. И хотя богословские идеи неявно присутствуют в произведениях Рикера, они в гораздо большей степени определили будущее христианского богословия, чем идеи Гадамера, Поль Рикер (1913-2005) родился в Балансе во Франции, в глубоко верующей протестантской семье. Его отец погиб в Первой мировой войне, когда Полю было всего два года. Мать тоже умерла, и Поля воспитыва ли родители отца и тетка, жившие в Ренне. Поль закончил университет в Ренне в 1932 г., а с 1934 г. изучал философию в Сорбонне. Здесь он по пал под влияние католического философа-экзистенциалиста Габриэля Марселя (1889-1973). Суть учения Марселя заключается в том, что каж дый человек — неповторимая индивидуальность, а не строчка в длинном списке безликих номеров, и это учение было воспринято Полем со всей серьезностью. В 1935 г. Поль получил степень магистра. Но в 1939 г. его дальнейшее обучение прервала Вторая мировая война. Он ушел в армию, а в 1940 г. вместе со своим подразделением оказался в плену.

Находясь в плену, Рикер изучал немецкую философию, в частнос ти, труды философа-психиатра, экзистенциального мыслителя Карла Ясперса; феноменологию Эдмунда Гуссерля; а также философию Мартина Хайдеггера, в том числе его понятиясуществования, историчности, воз можности и человека как Dasein. Впоследствии все они заняли центральное место в творчестве Рикера. После войны он преподавал в университете Страсбурга (1948-1954), единственном французском университете, где есть протестантский богословский факультет. В 1950 г. Рикер получил степень доктора наук. До этого, в 1949 г., вышла в свет его книга Le Volun-taireet Г Involuntaire («Вольное и невольное»).

В 1956 г. он стал профессором философии в Сорбонне и написал книги «Человек ошибающийся» и «Символика зла». Обе они увидели свет на французском языке в 1960 г. (на английском — в 1965 и 1967 гг.), «Человек ошибающийся» первоначально задумывался как второй том трехтомной работы о человеческой воле и смертности, В ней явно ощущается влияние не только Марселя, но и еврейского философа-экзистенциалиста Мартина Бубера. Человеческий субъективизм имеет большое значение. Жизнь человека, вопреки заявлениям многих ученых, представляет собой нечто гораздо большее, чем эмпирическая обусловленность, наблюдения или реальность 3. В 1965 г. Рикер написал книгу «Фрейд и философия», в ко торой осуждал взгляды Фрейда как позитивистские, но при этом с одобрением воспринял его акцент на необходимости интерпретации, или герменевтики. Однако, в отличие от Гадамера, он считал как объ яснение (Erklarung), так и понимание (Verstehen) чрезвычайно важными для интерпретации. Одного объяснения может быть недостаточно, но зато оно привносит в процесс толкования критическую составляющую, которая и делает понимание возможным. Только через объяснение мож но прийти к «послекритической наивности» понимания. Рикер писал: «Я полагаю, герменевтикой движет двойная мотивация: готовность усом ниться, готовность выслушать; обет строгости, обет послушания. В наше время мы еще не покончили с идолами и только начали прислушиваться к символам»*

4. В течение нескольких лет помощником Рикера был Жак Деррида. Но в 1965 г. Рикер покинул Сорбонну с ее традиционализмом, что бы принять участие в эксперименте по прогрессивному образованию в университете Нанберра. Затем в 1968 г. Рикер перешел в католический университет Лувейна в Бельгии. Здесь он опубликовал сборник эссе, озаглавленный «Конфликт интерпретаций» (1969), в котором четко проявилась плюралистичность его взглядов в области герменевтики. Наконец, в 1970 г. Рикер переехал в Чикаго, где преподавал философию до 1985 г. В 1975 г. увидела свет его работа «Правила метафоры», а в 1976 г -«Теория интерпретации».

5. Теперь все было готово для создания двух его самых значительных трудов, которым предшествовали книги очерков «Эссе по библейской интерпретации» (в него вошли очерки, написанные с 1969 по 1980 гг.) и «Герменевтика и гуманитарные науки» (очерки 1971-1980 гг.). Первым великим произведением Рикера стало «Время и повествование», опубликованное в трех томах между 1983 и 1985 гг. (английский перевод увидел свет в 1984-1988 гг.). Французское заглавие Temps etRecit, no мнению Ванхузера, вероятно, означает «время и рассказ». Здесь Рикер исследует временную логику сюжета или построения интриги. Он использует введенное Августином понятие длительного времени, а также обобщающую концепцию временного построения сюжета, заимствованную им у Аристотеля. «Передача» сюжета происходит на основе организующего принципа и времени повествования. Второй величайший труд Рикера — книга «Я-сам как другой». В ней, как когда-то в «Человеке ошибающемся», он возвращается к проблеме человеческой личности, рассуждая о важности человеческой деятельности, поступков, взаимоотношений и моральной ответственности. Личность, в понимании Рикера, это не одиночка Декарта и даже не телесное «я» П. Ф. Стросона, а существо, чью жизнь невозможно себе представить вне этического контекста.

6. После окончания своего монументального труда «Я-сам как другой» Рикер обратился к теме религии, Библии и повествования в работе «В поисках священного» (английское издание 1995 г.). Свои размышления о некоторых отрывках Писания он изложил в книге «Мыслить по-библейски. Уроки экзегетики и герменевтики» (1998). Затем он стал все чаще обращаться к вопросам этики, особенно в работах «Справедливое» (2000) и «Размышления о справедливости» (французское издание 2001 г., английское — через два года после смерти Рикера, в 2007 г.). В этих последних своих произведениях Рикер попытался соединить предложенное Аристотелем понятие нравственной добродетели с кантовской абсолютной и универсальной нравственной волей.

Рикер дает краткое описание ранних этапов развития своей мысли в приложении к «Правилу метафоры». Впервые он обратился к проблеме нравственной вины и ограниченности человека в работах «Человек ошибающийся» и «Символизм зла». Философы-экзистенциалисты 1940-х, 1950-х и начала 1960-х годов, исследуя философию воли, делали особый акцент на понятиях вины, зависимости и отчуждения, то есть на том, что в религиозном понимании составляет грех. Хайдеггер и Бультман называли это состояние мнимым существованием. Ясперс связывает данное понятие с пограничными ситуациями, а Марсель — с отчаянием. Еще в 1932-1933 гг. Марсель опубликовал статью о Ясперсе и его пограничных ситуациях, которая оказала определенное влияние на Рикера. В 1947 г. Рикер провел сравнительное исследование творчества Марселя и Ясперса.

Увлечение Рикера в то время экзистенциальной феноменологией объяснялось чтением работ Эдмунда Гуссерля, а также знакомством с идеями Мориса Мерло-Понти. В своей работе «Феноменология восприятия» Мерло-Понти опроверг общепринятую трактовку феноменологии. Рикер противопоставил это произведение работе Жана Поля Сартра «Бытие и ничто» (1943), которая, по его словам, вызвала у него восхищение, но при этом показалась совершенно неубедительной. Далее он продолжил изучение понятия трансцендентности у Ясперса. Но если Ясперс говорил о «кодах трансцендентности», то Рикер считал, что расшифровка может служить моделью герменевтики. Он даже критиковал Бультмана за то, что тот не сумел оценить всего многообразия способов функционирования языка. Рикер убедился, что открыть для себя смысловое многообразие языка гораздо важнее, чем в совершенстве овладеть феноменологией. Как многие в то время, Рикер постепенно терял интерес к некоторым трактовкам феноменологии, все чаще обращаясь к вопросам лингвистики и философии действия. Он понимал, что языковедческие вопросы непосредственно связаны с проблемой зла, для описания которой мы используем такие метафоры, как отчуждение, бремя и подневольность в качестве основных символов, даже если они являются частью повествования.

В работе «Символика зла» Рикер, изучая опыт пережитого человечеством, основывается на феноменологии и идеях Дильтея. При этом он приходит к выводу о необходимости привнесения в рефлективные размышления герменевтической составляющей, поскольку символы могут иметь двойной смысл. Такие слова, как «зависимость» или «бремя», заимствованы из повседневной жизни, однако их эмпирический, повседневный смысл приобретает нравственный и духовный оттенок, несмотря на то, что между этими двумя аспектами смысла нередко возникает напряженность. Макс Блэк высказывает ту же мысль в отношении метафоры. Некоторые метафоры, по его признанию, носят чисто назидательный, пояснительный или декоративный характер. Но по-настоящему творческая метафора предполагает взаимодействие между двумя областями смысла. В своей работе Рикер говорит об уровнях смысла, о множественном смысле, или о «расщепленной референции». В своих рассуждениях он использует идеи Макса Блэка и Романа Якобсона.

Однако символы нередко оказываются погребенными в повествовании. Речь, как правило, идет о мифологических повествованиях, или, по выражению Чайдлза и Кэйрда, о «разбитых мифах». Таким образом, Рикер заимствовал как иудейские, так и греческие представления о грехе, используя историю Адама наряду с трагичными орфическими мифами. Кроме того, он ссылался на труды известного религиоведа Мирчи Элиаде. Рикер предпринимал попытки интерпретации библейского повествования, но при этом отказывался рассматривать его как рассказ о грехопадении в буквальном или доктринальном смысле. Главным содержательным элементом в данном случае он считал мудрость. Автобиографические замечания Рикера свидетельствуют о том, что 1965-1970 годы ознаменовали конец целой эпохи для него самого и для всей французской философии. Все было готово для создания его главного произведения в области герменевтики и возвращения от языка к философии действия и воле.

2. Дальнейшая научная деятельность. Интерпретация Фрейда, «Конфликт интерпретаций»» метафора

1. Рикер вспоминал, что примерно после того, как произошел поворот в философии Хайдеггера, интересы ученых привлекла динамика языка и творческий аспект poiesis. Этот новый интерес оказался совершенно несовместим с гуманизмом, феноменологией и герменевтикой. Начало было положено структурализмом Клода Леви-Стросса (1955-1964), предположительно основанным на «Общей лингвистике» Фердинанда де Соссюра (1913), а также исследованиями Леви-Стросса в области культурной антропологии, нашедшими свое главное воплощение в работе «Мифологии: I» (1964). Одновременно со структурализмом появилась марксистская интерпретация, представленная Луи Альтюссером, и психологическое прочтение Фрейда психологом Жаком Лаканом. Оценка Рикера была сдержанной: «Структурализм не следует использовать в качестве универсальной модели». Этот подход применим лишь в некоторых особых случаях.

Выдающееся произведение Рикера в области психоанализа «Фрейд и философия» (французское издание 1965 г.; английское — 1970 г.) представляет собой классическое обоснование необходимости учитывать не только понимание, но и объяснение, хотя каждый из этих аспектов — неотъемлемая часть герменевтики. Он признавал эффективность психоанализа в объяснении причин психологических механизмов самообмана, но при этом решительно отвергал механистические материалистические взгляды Фрейда. Исследования Фрейда, по мнению Рикера, могут считаться классикой герменевтики, поскольку он отказывался принимать на веру «текст» человеческой личности, стараясь проникнуть в этот обманчивый поверхностный рассказ, чтобы прочесть истинный «текст», скрытый в его глубинах. Именно это, полагал Рикер, должно послужить образцом герменевтического исследования, в ходе которого мы пытаемся выйти за рамки предполагаемого «текста» в поисках подлинного текста человеческой жизни.

Это желание «проникнуть в глубины классического и проецируемого текста» привели к формулировке Рикером герменевтики подозрения, которая остается главным орудием толкователя в его попытке противостоять, по выражению Хабермаса, «личной заинтересованности» — нашим желаниям и субъективным интересам, которые искажают понимание нами текста. Рикер пишет: «Фрейд предлагает заглянуть в сны, чтобы открыть для себя взаимосвязь языка и желаний. Прежде всего интерпретации подлежит не сам увиденный нами сон, а всего лишь ею описание». Фрейдистский анализ нацелен на поиски настоящего, основного текста, который скрывается за сказанным. При этом на поверхность выходят наши истинные желания и двойной смысл.

Ошибка Фрейда заключалась в том, что он во всем видел действие сил, в конечном итоге имеющих физический или материальный характер. Он не смог по достоинству оценить богатство (или множественность) смысла в языке своих пациентов. Еще Аристотель понимал, что толкование целого предложения представляет собой нечто большее, чем сумма значений составляющих его слов. Существительное, например, не содержит в себе указания на время. Даже Ницше признавал, что интерпретация задействует все без исключения аспекты философии. В связи с этим позволим себе повторить ранее приведенные нами знаменитые слова Рикера, сказанные им о герменевтике подозрения: «Я полагаю, герменевтикой движет двойная мотивация: готовность усомниться, готовность выслушать; обет строгости, обет послушания» (с. 27). Мы еще раз убеждаемся, что его целью было покончить с идолами, созданными по образу и подобию человека, и услышать преображающий нашу жизнь творческий язык.

Далее Рикер говорит о «послекритической вере», или «второй наивности» (ее. 28-29). Эта вера рациональна, поскольку прошла критическое исследование и объяснение. Рикер признает необходимость археологии объяснения, но ее одной недостаточно; при отсутствии «понимания» она остается пустой.

В разделе, озаглавленном «Интерпретация как упражнение в подозрении», Рикер называет «трех великих разрушителей» — Маркса, Ницше и Фрейда — «мастерами подозрения». Все трое, по мнению Рикера, расчищают путь к достоверности слова. По свидетельству Фрейда, символ чрезвычайно важен, но неоднозначен. Символическая логика, с ее стремлением к точности и единичности смысла, противоречит принципам герменевтики. С точки зрения логики, герменевтика готова довольствоваться двойственным смыслом. Но эту готовность не следует считать поверхностным заменителем определения, поскольку это результат общих размышлений. Мы должны покончить с идолами и прислушаться к символам.

Рикер продолжает подробное изучение Фрейда. Для начала он доказывает, что без герменевтики проект 1895 г. носит чисто «научный» характер и является попыткой объяснить все происходящее с нами действием механистических «сил» (ее. 69-86). Но уже в книге «Толкование сновидений» Фрейд делает шаг вперед, уделяя внимание не только психическому, но и эмоциональному. Идеи, мысли, разум обретают свое место, и Рикер вводит понятие «образной» интерпретации. Сон наделен смыслом (Sinn). Увиденный сон(«сон-мысль») — это не то, что мы впоследствии вспоминаем и пытаемся описать. Он изменяется в процессе «сжатия» и замещения, иными словами, сокращается и приходит в беспорядок, что приводит к сверхдетерминации (с. 93). Сверхдетерминация означает, что, обладая несколькими уровнями смысла, сны могут быть истолкованы по-разному. Фрейд утверждал, что нередко сцены из детства представляются людям как нечто, пережитое совсем недавно. Это может быть связано с галлюцинациями. Толкование сна — это попытка отыскать в рассказе о нем сны-мысли. Этот процесс часто принимает форму исполнения во сне желаний, подавляемых сознанием.

Фрейд реалистично подходит к понятиюid. Рикер говорит о самовлюбленности и склонности к самолюбованию, свойственным каждому человеку. Работа, посвященная Фрейду, не вызвала особого интереса во Франции, поскольку многие французские интеллектуалы того времени были увлечены идеями Лакана. Но хотя Лакан и обращался к вопросам языкознания, Рикер все же усматривал более тесную связь с гуманитарными науками в работах Фрейда, связанных с вопросами понятности, притворства, интерпретации и смысла.

2. Книга «Конфликт интерпретаций» представляет собой сборник эссе на разные темы. Среди них Декарт и сознание, структурализм и двойственность смысла, психоанализ и Фрейд, а также символы, религии и вера. Многие эссе продолжают темы «Символизма зла» и «Фрейда и философии», но главной среди них остается герменевтика. В своих очерках Рикер уделяет большее внимание лингвистической философии и основам гуманитарных и общественных наук.

Хотя структурализм своими корнями уходит в теорию Соссюра, Рикер не обходит вниманием речевой акт и недавние исследования Людвига Витгенштейна, Дж. Л. Остина и П. Ф. Стросона. Единицей смысла следует считать не слово, а предложение или даже разговор. Главная цель Рикера -«пролить свет на дискуссии по поводу структурализма и его ценности».По его признанию, они многое объясняют в отношении la langue t языка как сокровищницы возможностей, реализуемых в la parole. Человек и его история не стали предметом этих дискуссий, а потому они носят чисто семантический, а не герменевтический характер. Такого рода анализ проводится исключительно на эмпирическом уровне и относится к области скорее синхронической, чем диахронической (исторической) лингвистики. Все это предполагает наличие закрытой системы, как утверждал Трир, а еще раньше Соссюр. Такая система представляет собой независимый объект, пронизанный внутренними связями.

Все сказанное знаменует собой торжество так называемого научного предприятия, но в то же время исключает речевой акт. Как подчеркивал Гумбольдт, и еще более настойчиво французский лингвист Эмилио Бенвенисте (1902-1976), общение нельзя до конца объяснить с точки зрения бихевиоризма и формулы «стимул-реакция», поскольку язык неразрывно связан с жизнью. Идеи Ролана Барта, А. Ж. Греймаса и Же-рара Генетта полезны, но не всесторонни. Нельзя забывать о связи между системой и человеческой деятельностью, или между структурой и событием. В предыдущем эссе в «Конфликте интерпретаций» Рикер рассуждает о «двойном смысле» как о проблеме герменевтики. В нем он отводит структуралистам, в частности Греймасу, ту же роль, что впоследствии Фрейду в эссе о психоанализе. Они объясняют некоторые, но далеко не все особенности языка и дискурса. В сборник также вошли эссе о феноменологии, символизме и одно эссе о Хайдеггере.

3. «Правило метафоры» (1975) вновь привлекает внимание читателей к многогранному богатству языка. В этой работе получают дальнейшее развитие некоторые темы «Конфликта интерпретаций». Символ для слова то же> что метафора для предложения. Большое влияние на Рикера в этом вопросе оказал Бенвенисте, а в том, что касается областей взаимодействия — Макс Блэк. По свидетельству Мэри Гессе и Дженет Мартин Соркис, метафоры творческого типа служат не просто иллюстрациями или украшениями текста. Они не подменяют собой другие аналогии и при этом вполне способны выражать когнитивную истину. Кроме того, они обладают эвристической способностью, или способностью совершать открытия, пишет Рикер в эссе «Метафора и референция». Определение метафоры он заимствует у Аристотеля. Суть метафоры заключается в том, что мы по аналогии называем предмет чужим именем. Метафора предполагает изменение, движение и преображение, а также обеспечивает возможность творческого взаимодействия двух семантических областей.

Эта книга — настоящая энциклопедия по истории метафоры со времен Аристотеля до наших дней. Метафора существует независимо от сравнения. Творческая метафора открывает в тексте новые оттенки смысла. Ее функция схожа с той, которую выполняют научные модели. На уровне предложения она играет ту же роль, что mythos (сюжет) в поэтических произведениях. В рамках понятия метафоры мы находим целые «семьи метафор»: тропы, образы и аллегории. Рикер рассуждает о предикации и тождественности, упоминая работу П. Ф. Стросона «Индивиды», а также о семантике и риторике метафоры.

Свое эссе «Метафора и новая риторика» Рикер посвятил А. Ж. Грейма-су. Эссе начинается с разговора о Й. Трире и его понятии «семантических полей». Именно оно лежит в основе любой структуралистской теории языка. И вновь Рикер упоминает Жерара Генетта и Макса Блэка, внесших важный вклад в решение обсуждаемых проблем. Семантическая грамматика Греймаса слишком многого не учитывает. Синекдоха и метафора, например, отличаются своеобразием и так называемой семантической дерзостью. Существующие правила не указывают на творческие возможности этих стилистических приемов. В остальных эссе говорится о наиболее выдающихся специалистах в области истории метафоры, в том числе о Романе Якобсоне. Интересно отметить, что эссе «Метафора и философский дискурс» начинается посвящением Жану Ладриеру, человеку, приложившему немало усилий для разъяснения прагматики, или событийности языка литургии. Подзаголовок всей книги, «Междисциплинарное исследование возникновения смысла в языке», точно отражает замысел автора, Рикер приступает к изучению экстралингвистических особенностей языка и разъяснению термина «рефигурация» в процессе творческого прочтения текста.

3. Поздний период. «Время и рассказ»

Классическими трудами Рикера считаются чрезвычайно авторитетная работа «Время и рассказ» (в трех томах, первое французское издание 1983-1985 гг.) и «Я-сам как другой» (1990; английское издание 1992). Рикер говорил, что к их созданию его отчасти подтолкнуло чтение произведений Дильтея и его настойчивое желание исследовать как объяснение, так и понимание. Упоминает он и о своем переезде в Америку. Все эти факторы имели первостепенное значение в развитии герменевтики Рикера.

Еще одним шагом в этом направлении стало эссе «Что такое текст? Объяснение и понимание» (1970), изначально написанное для сборника, посвященного Гансу Георгу Гадамеру. В своем эссе Рикер признает, что освобождение текста от устного языка вызвало серьезное возмущение. По его словам, Дильтей считал, что внутренняя жизнь находит выражение во внешних признаках как символах иной психической жизни. Кроме того, Дильтей признавал необходимость объяснения и понимания. Свое эссе Рикер завершает определением новой концепции интерпретации как присвоения смысла, что имеет место в настоящем.

Философская тема времени занимает центральное место в работе «Время и повествование». Этому способствовали четыре основных фактора. (1) Постоянный диалог с Хайдеггером и Греймасом; (2) желание Рикера привести в порядок свои более ранние лекции на тему времени; (3) признание важности истории; (4) большое впечатление, произведенное на Рикера трудами Герхарда фон Рада, исследователя Ветхого Завета. Рикер был прекрасно знаком с хайдеггеровскими понятиями историчности и темпоральности (Zeitlichkeit), трансцендентного обоснования возможности существования времени.

Первый том «Времени и повествования» Рикер начинает с Авгус тина, в частности, с одиннадцатой книги его «Исповеди», где говорится о «разладе», или протяженности времени в прошлом, настоящем и бу дущем. Он пишет о сложностях временного опыта, которые заметил и описал Августин. По словам Августина, мы переживаем будущее как ожидание; настоящее — как внимание; а прошлое — как воспоминание. Ри кер отмечает: «Живя в контексте человеческого времени (воспоминания, внимания и надежды) мы понимаем мир, окружающие предметы и свое собственное настоящее». У Августина речь идет о последовательности отдельных непохожих друг на друга моментов. Вместе они составляют часть творения и неизменно присутствуют на протяжении всей истории человечества. Сами по себе эти переживания несут в себе «разлад», но Бог (или история) собирает их в единое целое, «устремленное в вечность». Августин верил, что время было создано одновременно с миром. Диалек тика времени и вечности порождает иерархию уровней темпорализации. Все зависит от близости или удаленности того или иного опыта от полю са вечности. Диалектика понятий intention иdistention находит прочное основание в вечности и времени, с надеждой вглядываясь в будущее. Слишком часто мы ошибочно ограничиваем повествование рамками чис той логики и передачи информации.

«Поэтика» Аристотеля дополняет рассуждения Августина о вре мени. Рикер пишет, что в его понятии «построения сюжета» (mythos) заложен смысл, противоположный тому, о котором говорил Августин. Поэзия вносит «согласие» и слаженность во временную логику построе ния сюжета. Mythos, или построение сюжета, «выстраивает логическую последовательность событий». В рамках этой последовательности истин ный характер участников познается в их действиях. В этом смысле целое делает возможным Verstehen (понимание).

В третьей, основной главе первой части первого тома Рикер гово рит о динамике построения сюжета. Он утверждает, что «рефигурация»

происходит в ходе восприятия произведения. В основании целого лежит предварительное понимание мира действий. Однако ему по-прежнему свойственна «темпоральность» (Zeitlichkeit), обеспечивающая единство личности и характера. Так в герменевтике сюжет «переходит в область настоящего». Мы подошли к нарративному пониманию. Подробнее об этом единстве Рикер говорит во втором томе. Постоянно присутствующий синтез разнородных явлений может принимать форму драматизации. Драма христианского учения и повествования стала темой творчества многих других писателей.

4. Во второй половине первого тома Рикер обращается к теме взаимоотношений повествования и истории. Удивительно, но он не упоминает о Гансе Фрае, чьи книги пользовались огромной популярностью у англоамериканской аудитории. Но Рикера в любом случае не устроила бы его идея «историкоподобного» повествования. Рикер признает реальность «исторической интенциональности» и утверждает наличие опосредованной взаимосвязи повествования и истории. Все это может помочь в поиске ответов на эпистемологические вопросы, решение которых оказалось не под силу Фраю.

В ходе своих исследований любой историк убедится, что исторические события в чистом виде далеко не всегда присутствуют в построении сюжета повествования. Так, например, в Евангелии от Марка повествовательное время ускоряет ход при описании событий, связанных с началом служения Иисуса. Его бег замедляется после рассказа об исповедании Петра, и, наконец, когда речь заходит о страстях Христовых, время тянется мучительно медленно, как бы подчеркивая, что именно сейчас происходит все самое важное. Рикер поясняет, что не готов полностью отказаться от идеи исторического события; так или иначе оно находится в откровении повествования. Для читателя событие имеет место непосредственно в настоящем. Оно происходит по воле Бога и в соответствии с сюжетом повествования. Позднее он будет говорить о псевдособытии.

5. Во втором томе представлена третья часть «Времени и повествования». В ней речь идет, в частности, о конфигурации (или изменении) времени в художественном повествовании. Термин mimisis y которым нередко пользуются Платон, Аристотель и Эрик Ауэрбах, отличает эту форму повествования от сухого отчета об исторических событиях и может включать в себя народные сказки, эпос, трагедию, комедию и роман. Здесь Рикер намерен расширить и углубить представление о том, как происходи i построение сюжета. В связи с этим он упоминает, например, проведенный Жераром Генеттом анализ порядка, длительности и частотности в повествовательном времени, включая prolepses, или предвосхищение будущих событий, которые, помимо всего прочего, проливают свет на истории четырех Евангелий и определяют формат традиционных детективных рассказов. Важное место Рикер уделяет литературным теориям применительно к таким произведениям, как «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф, «Волшебная гора» Томаса Манна и «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста.

6. Третий том, как и первый, состоит из двух основных частей. В первом разделе Рикер говорит о взаимосвязи между существованием человека во времени (в том числе повествовательном времени) и временем как понятием космологическим, астрономическим или хронологическим, измеряемым часами и солнечной системой. Я уже писал об этом в «Обещании герменевтики». Вступлением к данной теме Рикер делает феноменологию Гуссерля. У Гуссерля настоящее «сейчас» не сосредоточено в одной точке и при этом тесно связано с интенциональностью. Кант относил время, наряду с пространством и причинностью, к внутренним категориям, установленным разумом, и Рикер ставит своей целью понять, как и почему Кант пришел к такому выводу. Его трансцендентная эстетика, очевидно, должна скрывать феноменологию. Некоторые примеры оказываются верны, как в выражении «приходит время», но Кант упускает из виду двойную реальность времени — человеческую и механическую.

В третьей главе первой части третьего тома Рикер обращается к теме взаимосвязи между временем и историчностью Хайдеггера. Интерес у Хайдеггера, прежде всего, вызывает субъективное существование Dasein во времени, но при этом он не отрицает ценности понятий хронологического или космологического времени. Понятие заботы вбирает в себя подлинную структуру времени, но это не единственный способ его восприятия. Время в восприятии Dasein — это время рассказа. Возвращение в прошлое, предвосхищение событий и разница в восприятии скорости течения времени не противоречит показаниям часов и проникает в самое сердце человеческого опыта. Предвкушение, или ожидание, более естественно для человека, чем простая категория будущего. Но темпо-ральность отличается еще большим единством. Дильтей сумел разглядеть эту «связность» {Zusammenheit) жизни, придающую смысл историчности.

Повествование и интерпретация еще раз подтверждают, что вся жизнь человека протекает «внутри» времени.

7. Последняя часть «Времени и повествования» состоит из семи глав, составляющих второй раздел третьего тома. Рикер вновь начинает с темы соотношения проживаемого иисторического времени. История наполняет естественное время новым творческим смыслом, например, с помощью календаря. Мы привыкли говорить о современниках, предшественниках и преемниках. Тем самым мы сплетаем воедино сеть истории, как писал Дильтей. Так появляется третья форма существования времени, которую Рикер иногда называет «мифическим временем», предположительно в связи с построением сюжета из простой последовательности событий.

Мы понимаем, что такая последовательность обычно содержит в себе основополагающее событие, например, рождение Иисуса Христа или праздник Пятидесятницы, происходящее с определенной периодичностью. Таким образом, календарное время заимствует у физического понятие непрерывной последовательности событий. На это справедливо указывал и Бенвенисте. Во взглядах Рикера очевидно также влияние Герхарда фон Рада. Рикер утверждает, что в выборе темы исследования историки руководствуются собственными интересами. Следовательно, связь возникает из практического опыта каждого историка. Выражение «значимость следа» заимствовано у Эммануэля Левинаса. Мы вновь наблюдаем пересечение экзистенциального и эмпирического.

Далее Рикер затрагивает тему художественного повествования и воображения, возвращаясь к содержанию второго тома. Разрыв между проживаемым и мировым временем представлен здесь в несколько иной форме. В своей книге «Обещание герменевтики» я использовал пример подчиненного, который в течение некоторого времени ждет своего начальника. В этом случае время как бы указывает на общественно-экономический статус. Пациентам приходится ждать врача в приемной. Таких примеров очень много как в жизни, так и в художественной литературе.

Таким образом, Рикер возвращается к непростому вопросу повествовательной реальности событий прошлого. Что именно хочет сказать человек, говоря о реально происходящих событиях? Этот вопрос волновал Рикера даже больше, чем Ганса Фрая. Иногда создается впечатление, что Рикер близок к романтикам, утверждавшим, будто прошедшие события оставляют след. Этот след — лучшее, что можно надеяться найти в тексте. В 1960-х годах некоторые кембриджские богословы заговорили о «непрочной связи» между историческими событиями и их богословским смыслом, Рикер задается вопросом о возможности отождествления событий в истории и в настоящем. По его мнению, воспроизведение события в настоящем отождествляет его с историей. Ведь если прошлое не соответствует настоящему, значит ли это, что оно встречается с нами в качестве «иного»? История может показаться нам подтверждением ина-ковости, потому что прошлое тоже отличается от настоящего.

Эти взаимоотношения лучше всего характеризовать с точки зре ния мира текста и мира читателя, в противоположность словесной форме референции. Понятие «мира» у Рикера близко тому, которое предлагал Гадамер. Он пишет: «Практическое применение — это не просто случай ное дополнение к пониманию и объяснению, а такая же важная часть каждого герменевтического исследования». Рикер неоднократно исполь зует термин «применение», отмечая сложность данного понятия. Как и в «Правиле метафоры», он утверждает, что мы не можем не принять во внимание опыт «различения подобия». В результате чтения текста возни кает мир читателя.

В следующей главе Рикер развивает схожую тему: переплетение истории и вымысла. Феноменология придает этому явлению пропорцио нальность. Вымысел, как правило, носит «псевдоисторический» характер,Но в девятой главе третьего тома Рикер задается вопросом: не превраща ет ли Гегель собственно историю в философскую историю. Вселенская история становится историей мира. Поэтому мы не должны ориенти роваться на Гегеля, несмотря на разработку им понятия исторического разума. Нам следует избегать абстрагирования будущего и прошлого. Термин «горизонт ожидания», по мнению Рикера, был выбран как нельзя более удачно. Его использовал бывший ученик Гадамера Ганс Роберт Яус. Термин демонстрирует подлинность того, как мы переживаем будущ ность: речь идет о будущем, которое становится настоящим, а не об абстракции, как у Гегеля. Понятие Geschichte гораздо лучше отражает суть нашего опыта, чем Historie y поскольку прошлое должно жить в настоящем.

В заключение Рикер обращается к темепредания. Он более осторо жен в вопросах его авторитетности и правомерности, чем Гадамер. В этом отношении стоит прислушаться к критике идеологии. Всякое суждение и предубеждение подвержено ошибкам. Однако следует признать, что последовательность чтений говорит о переживаемом времени и заслужи вает, чтобы к ней прислушались. Мы сами часть предания. Но настоящее тоже должно восприниматься ответственно и разносторонне. С одной стороны, Рикер отвергает «ледяного демона объективности», но, с другой, призывает прислушаться к реальности опыта и межсубъектной жизни.

Рикер приходит к выводу, что все сказанное им о времени вполне согласуется с медиацией косвенного повествовательного дискурса. Он считает возможной рефигурацию времени повествованием. Следует также помнить о разнице между космологическим и феноменологическим подходом, и об aporias (многоуровневых неточностях) времени. Так мы подходим к вопросу повествовательной идентичности, к которому Рикер возвращается в книге «Я-сам как другой». Это, в свою очередь, обращает нас к теме реакции на характеры, предполагающей наличие этических принципов^ или исследование ответственности. Это тоже одна из центральных тем книги «Я-сам как другой». Нам дан «мир, который не бывает этически нейтральным». Повествование демонстрирует взаимосвязь всех вещей, говорил Дильтей. Но при этом Рикер отмечает и пределы повествования. Так, например, невозможно преодолеть дуализм феноменологии и космологии. Кроме того, у человека постоянно возникает искушение вложить в повествование единственный и неизменный смысл для всех поколений. Однако сказанное никоим образом не отменяет необходимости повествования с его этическим и политическим контекстом, 4. «Я-сам как другой». Сущность человеческого «я», «инаковость» и повествование

В 1990 г. Рикер написал книгу Soi-тёте сотте ип autre (в русском переводе «Я-сам как другой»). Она в основном посвящена теме самости и человеческой личности со всеми вытекающими повествовательными и этическими последствиями. Устойчивая личность предполагает «инаковость».

Понятие личности у Декарта говорит о том, что представляет со бой человек, но стабильность личности, в его понимании, определяется Богом. Ницше подверг критике эту позицию, провозгласив обманчивость языка. Кроме того, так называемая автономия личности неотделима от заботы о благе ближнего. Первым предметом исследования Рикера ста ла идентифицирующая референция, при этом важное место отводится работе П. Ф. Стросона «Индивиды». Рикер демонстрирует недостатки по зиции Стросона, в том числе невнимание к отношениям «Я-Ты».

Далее Рикер переходит к теме «Я» какговорящего субъекта. Эту тему развивали Ф. Реканати, Дж. Л. Остин и Джон Серль, которые, впро чем, не смогли дать точного определения того, с кем говорит субъект. Что порождает действие? Рикер рассматривает и дсйктические термины:

«здесь» и «там», «Я» и «Ты», соединяющие местоположение с позицией говорящего.

Следующей темой исследования Рикер избрал философию действия без деятелей со ссылкой на Г Е. М. Анскоума. Грамматика «желания» поз воляет нам продвинуться дальше, но по-прежнему не дает полного ответа на вопрос: «Кто?» Анскоум, в определенном смысле, «спасает» понятие намерения, но даже намеренное действие оставляет многие вопросы без ответа. Полезные рассуждения о действии можно найти у Дональда Дэ видсона, но и он не дает полного ответа на вопросы Рикера.

Переходим к следующей теме исследования. Декарт, Кант и Гегель рассматривают личность как деятеля. Но при этом остается множество нерешенных проблем. X. Л. А. Харт демонстрирует сложность понятия «атрибуции», которое предлагает лишь частичное решение проблемы самости.

Поворотный момент в рассуждениях Рикера наступает при об ращении к следующим двум темам — личной и повествовательной идентичности. Самым большим пробелом до сих пор оставалась тем- поральность. Проблемы личности связаны с происходящими в человеке изменениями, поэтому важно уделить внимание временному измерению человеческой жизни. Следовательно, мы должны обратиться к теме чело веческого времени и повествования, чтобы понять диалектику тождества и самости. В данном случае художественный вымысел может дать полез ный стимул воображению. Повествование рассказывает нам о единстве человеческой жизни, но в основе всего лежит целостность личности. Вер ность своим обещаниям — один из главных признаков этой целостности и постоянства. Рикер пишет о «верности данному слову». Но обещание носит этический характер; а если речь идет о верности Божьему слову, то еще и религиозный, даже если оно демонстрирует постоянство личности.

Как и следовало ожидать, Рикер обращается к работам Джона Лок- ка, заимствуя в них дополнительные подробности, аналогии и аллегории самоидентификации. Локк придавал большое значение памяти. Но, как указывал Дэвид Юм, этого недостаточно. Нельзя наслаивать тождество на последовательные восприятия. Рикер скорее одобряет критические высказывания Дерека Парфита в адрес критериев идентичности, которые Юм предлагает в своей работе «Причины и личности». Но, в конце концов, по-настоящему Рикера устраивает лишь идея «нравственного субъекта», имеющего собственные убеждения и непрерывно взаимодействующего с окружающими его людьми. Проникнуть в суть единства человеческой жизни можно, лишь задаваясь нравственными вопросами.

Для этого необходимо изучить взаимосвязанность событий в повествовании и построении сюжета. Об этом тоже говорил Дильтей. Мы покидаем область условного в понимании Канта, Рикер пишет: «Характер, таким образом, тоже относится к категории повествования».Даже Пропп и Греймас (представители классического структуралистского подхода к повествованию) отводят важное место характеру, роли и действию. Этого требует сюжет. Для него необходима личность, которая отвечает за свои действия, придавая им этическое своеобразие. Без этого невозможно ответить на вопрос: «Кто я?»

5. «Я-сам как другой». Этические заключения. Другие поздние работы

1. Остальные темы, затронутые Рикером, связаны с этической стороной. Первые две из них взаимно дополняют друг друга. В одной Рикер рассматривает понятие «этической цели» человеческой личности, обращаясь, в частности, к Аристотелю и добродетелям. По мнению Аристотеля, у каждой личности есть свое предназначение. Добро носит целенаправленный характер: человек, ведущий праведный образ жизни, ставит своей целью обладание той или иной добродетелью. При этом вполне уместны и рациональные рассуждения. В этой связи Рикер обращается к поздней философии Алисдера Макинтайра. Он пишет, что добродетельный человек «живет, служа другим и справедливости». Его жизнь не может протекать в одиночестве. Мерло-Понти вводит понятие «я могу», обозначающее способность этичного поведения по отношению к окружающим людям. Примером такого поведения Аристотель считает дружбу, цель которой — установление добродетельных отношений.

Христиане трактуют эту добродетель с точки зрения любви (agape). Еврейский философ Эммануэль Левинас (1906-1995) тоже признает, что постоянство личности невозможно без другого человека, способного призвать ее к ответу. У Аристотеля все это связано с этикой взаимодействия, в ходе которого мы одновременно отдаем и получаем. Левинас говорит здесь о «личности» другого. Невозможность отдавать себя людям нарушает целостность человеческой личности. Сострадание и сочувствие должны быть неотъемлемой частью нашей жизни. Это главное доказательство нашей заботы о ближних. Такой человек может получить что-то для себя даже в момент помощи слабому другу. Без этого невозможно оставаться самим собой. Все сказанное ложится в основу судебной системы принуждения, а также политических дискуссий и действий.

2. Переходя к следующей теме, Рикер выражает согласие с Макинтай-ром в том, что проблема истоков правосудия остается нерешенной. В связи с этим он возвращается к понятию нравственности у Канта (1724-1804). Макинтайр утверждает, что мы в большой степени «утратили представление о… нравственности»; «наличие или отсутствие манипуляции в общественных отношениях» сейчас уже практически не имеет значения.’ Он убежден, что мы не сможем исправить ситуацию, если не зададимся вопросом: «Героем какой истории можно считать меня самого?» Рикер согласен с этим. Но говоря о добре без ограничений, необходимо упомянуть и о нравственных обязательствах. Как писал Кант: «Нравственное благо означает благо без ограничений». Мы подошли к кантовской проблеме универсальности. Его ответ основывался на абсолютном категорическом императиве человеческой воли и автономии. Кант заявлял: «Поступай всегда так, чтобы максима твоей воли в любой момент времени могла стать всеобщим законом».

Известно множество ответов на это заявление Канта. Фридриху Шиллеру приписывают ироничную реакцию на слова Канта о внутренней борьбе, неразрывно связанной с выполнением человеком своего долга: «Ближним охотно служу, но — увы! — имею к ним склонность. Вот и гложет вопрос: вправду ли нравственен я?» И все же категорический императив Канта возвел нравственное обязательство в ранг абсолюта. Обязательство, в свою очередь, создает мотивацию. Для этого, по мнению Канта, необходима свобода и автономия, однако Рикер отмечает связь этих явлений с гетерономией. Автономия сама по себе противоречила бы гетерономии арбитра. Уважение к окружающим и к самому себе незаменимы даже в тех случаях, когда зло достигает своей крайней точки.

На первый взгляд кажется, что Рикер пытается объединить призыв Аристотеля к добродетельной жизни с призывом Канта к соблюдению нравственного обязательства в заботе и любви. Он пишет: «Заповедь, которую мы впервые встречаем в Лев. 19, 18… повторяется в Мф. 22, 39: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»». Но при этом Рикер говорит также, что любовь и ненависть — это субъективные принципы, не образующие объективных универсалий. Посему намерение Канта остается под сомнением. Принцип автономии кажется, исключает всякую «ина-ковость». Итак, идеям Канта свойственна внутренняя напряженность. Он прав в том, что единственное благо без ограничений — это наша добрая воля. Утилитаризм нельзя полностью отождествлять с нравственностью. Мы не должны отказываться от деонтологического понятия добродетели. С точки зрения общества, нам необходима еще и теория справедливости.

В связи с этим Рикер сначала обращается к работам Джона Ролза. Но его теория основывается на предварительном понимании справедливости и несправедливости, и потому грозит превратиться в порочный круг. Свою теорию справедливости Рикер основывает на практической мудрости. Затем он анализирует нравственный аспект трагедии. Как, например, следует расценивать справедливость в представлении Антигоны? Поступки, которые Антигона считает своим долгом, противоречат идее долга в понимании Креона. Итак, Рикер не вполне согласен с мудростью трагедии. Мы должны придерживаться середины между универсализмом и контекстуализмом, обращая внимание на ключевые понятия в контексте добродетельной жизни, связанные с «иным»: безопасность, процветание, свобода, равенство и солидарность. Они чрезвычайно важны для общественно-политических процессов. Каждое из этих понятий приглашает к размышлениям. Кроме того, все они имеют символический подтекст, выходящий за рамки единственного возможного смысла, и каждое предполагает заботу о других. Возможно, это именно та забота, о которой шла речь у Хайдеггера, У Гегеля мы наблюдаем в контексте как исторические ситуации, так и нравственные. Аристотель же ограничивается несостоятельным понятием практической мудрости (phronisis).

3. Заслуживают ли максимы права образования универсалий. Практическая мудрость помогает нам использовать все эти максимы так, как того требует ситуация. Неотъемлемой частью этого процесса всегда остается уважение к другим людям. Ответственность и автономия тоже могут присутствовать в определенной «минимальной» степени. Но забота неизменно предполагает уважение к «инаковости» другого человека, даже в новых нестандартных ситуациях. Нравственность может повлечь за собой конфликт и даже борьбу; но и это не отменяет всеобщей потребности в практической мудрости.

Настойчивое требование автономии у Канта обусловлено историческим контекстом. Просветители считали, что несут человечеству свободу от господства слепо принимаемой на веру традиции. Однако эта концепция остается диалектической, а отнюдь не абсолютной. Посему необходима новая трактовка Канта, принимающая во внимание универсальный аспект. Серьезного отношения заслуживают и идеи Хабермаса, а также понятие «личной заинтересованности». В своем двухтомном труде «Теория коммуникативного действия» Юрген Хабермас (р. 1929) активно использует понятия «личной заинтересованности» и «жизненного мира», изучая вопрос о степени возможного вмешательства языка и коммуникации в область этики. Аристотелевское понятие phronesis сочетается с кантовской нравственностью и гегелевским Sittlichkeit (нравственность, признающая историчность и универсальность).

4. Последняя тема, к которой обращается Рикер, связана с онтологией. Акцент Рикера на действии и самости ставит под сомнение онтологическую теорию, в центре которой находится материя, но не материальную стабильность «личности во взаимодействии с инаковостью». Рикер рассматривает хайдеггеровское понятие Dasein как один из способов бытия. Он пишет: «Важнее всего для меня идея, ставшая целью предыдущей дискуссии об аристотелевскойenergeia (силе)… Инаковость накладывается на самость… она часть онтологического строения самости». Она обозначает постоянство самости (ipse) и предполагает интерсубъективность.

В центре всего находятся библейские качества постоянства самости и непрерывного развития. Даже страдания, которые, как правило, остаются без внимания, становятся частью онтологии, и повествование занимает по праву принадлежащее ему место. Рикер пишет: «Сказать: «Я существую» — значит сказать: «Я хочу, я двигаюсь, я делаю»». Существование неотделимо от сопротивления. Слова «Я могу» не теряют своей первостепенной важности, в чем мы уже успели убедиться. Мы нуждаемся в темпоральности и «инаковости» окружающих нас людей.

На этом фактически завершается книга «Я-сам как другой». Но Рикер продолжает трудиться. Двадцать одна работа вошла в сборник «Figuring the Sacred» (английское издание 1995), Они посвящены разным темам, в частности о религиозном языке, Канте, Розенцвейге, Левинасе, библейских темах и воображении. Позже Рикер выпустил в свет книгу «Мыслить по-библейски» в соавторстве с Андре Лакоком. Авторы исследуют первые две главы Бытия, ссылаясь на произведения Герхарда фон Рада, Клауса Вестермана, Эдмонда Джейкоба, Карла Барта и других писателей, в которых затрагивается тема сотворения мира. Среди других тем можно отметить Десять заповедей (Исх. 20, 13); воскресение и воскрешение (Иез. 37, 1-14); чашу одиночества на кресте (Пс. 21) и другие отрывки, в основном из Ветхого Завета. Экзегеза Лакока предваряет герменевтические рассуждения Рикера.

В первые несколько лет нового тысячелетия, как и в предыдущие годы, Рикер обращает свой взгляд в область этики. В 2000 г. выходит «Справедливое» (французское издание 1995 г.), а затем «Размышления о справедливости» (французское издание 2001 г., английское 2007 г.). Последняя работа содержит результаты исследований и лекции. Сборник «Справедливое» состоит из лекций, прочитанных в разных местах. Рикер возвращается к седьмой и восьмой темам книги «Я-сам как другой»: Аристотель о добродетели и Кант — о нравственном обязательстве. Он предлагает столь необходимую телеологическую и не менее важную де-онтологическую базу. Но главное исследование посвящено практической мудрости. Кроме всего прочего, Рикер обращается к теме прав (лекция 1) и обязанностей (лекция 2). Вопрос о правах возвращает нас к уже обсуждавшимся вопросам самости (Кто? Что? Могу ли я?) и институциональной структуры вопросов о правах. Последняя включает концептуальный анализ ответственности. Один человек объявляет другого ответственным за что-либо, и при этом неизменно присутствует межличностный фактор. Понятие ответственности необходимо расширить.

В других лекциях Рикер анализирует теорию справедливости Джона Ролза и приходит к выводу, что по прочтении его произведений у читателя остается впечатление недосказанности, если только мы не готовы принять поправки, внесенные Дж. Хабермасом и К. О. Апелем. В эссе «После «Теории справедливости» Ролза» Рикер доказывает, что это важное понятие не ограничивается одним ощущением справедливости происходящего или даже общим согласием, В центре внимания других эссе: плюрализм, способы аргументации и суждения. «Размышления о справедливости» поднимают те же темы с тем же акцентом на добродетели и, в частности, на «уважении к достоинству другого, равном уважению, которое человек питает к самому себе».

6. Пять аспектов критического анализа. Текст» замысел автора и творчество

Поскольку Рикер в своих произведениях затрагивает множество тем, его идеи вызывают критический отклик в самых разных областях. Среди рассмотренных нами предметов исследования Рикера достаточно назвать его теорию символа и метафоры; анализ теории Фрейда; объяснение и понимание; текст и автор; построение повествовательного сюжета; его концепцию художественного вымысла и ее связь с историей; воображение;

библейские литературные жанры; особое значение, придаваемое Книгам Мудрости; понятие mimesis; взаимосвязь истины и истории; категория исторического разума у Гегеля и Дильтея; предписывающий закон, любовь и справедливость. Значительный вклад также сделан Рикером в религию и этику. Можно ли дать однозначную оценку столь многогранной деятельности? Мы ограничимся кратким анализом герменевтики Рикера, даже если придется косвенно затронуть все эти темы.

1. Одним из лучших исследований творчества Рикера можно считать работу Кевина Ванхузера «Библейское повествование в философии Поля Рикера». Ванхузер справедливо отмечает: «Рикер отказывается следовать по пути исторического критицизма, низводящем текст до составляющих его преданий, или ограничивать его смысл первоначальной ситуацией и указанием на реальные события». В то же время он не одобряет и чисто структуралистский подход, ограничивающий смысл текста непосредственным контекстом, лишая его особых лингвистических референций. Это в общем справедливо, хотя многие не согласились бы со столь редукционистским взглядом на историю. Некоторые сравнивают его с Фраем.

Рикер столь высоко ценит «возможность», что склонен рассматривать все исторические описания как подвергшиеся рефигурации в интересах их актуализации в настоящем. Ванхузер говорит об «уродливом рве», отделяющем историю от художественного вымысла. По мнению Аристотеля, историк описывает реальные события, а поэт — воображаемые. Рикер рассматривает это положение применительно к Библии, указывая что это позволяет ей творчески воздействовать на жизнь человека.

И все же Рикер указывает на более сложную взаимосвязь между истиной, историей и повествованием. Mimesis функционирует на нескольких уровнях. Рикер признает, что отношения между повествованием и историей «вызывают беспокойство». Безусловно, художественный вымысел стимулирует воображение. Но Рикер придает большое значение исторической преднамеренности и реальности основополагающих событий, таких как рождение Христа. Он не желает исчезновения события во всех отношениях. Признавая реальность прошлого, он, как и Герхард фон Рад и Рудольф Бультман, видит значимость прошлого исключительно в настоящем(Geschichte y а не Historie), как если бы нам приходилось выбирать между «мертвым» прошлым и преданием, которое продолжает жить и говорить с нами. Посему, даже будучи преувеличением, быть может, излишне упрощающим ситуацию, заключение Ванхузера указывает в верном направлении. Нельзя сделать так, чтобы волки были сыты, а овцы целы, однако слишком часто он пытается добиться именно это-

го. Он прав, подчеркивая значимость воссоздания, или актуализации, но при этом напрасно искажает суть исторических описаний. Он справедливо указывает, что историческое описание не всегда должно находиться в центре внимания. Лука, например, говорит о своем стремлении к исторической точности и одновременно актуальности. Ванхузер согласен с главной мыслью Рикера, но не разделяет его склонности к обобщению.

2. Заметное расхождение во взглядах между Рикером и Гадамером и сходство идей Рикера с критикой Хабермаса вызваны глубокой и вполне оправданной уверенностью в том, что и объяснение, и понимание играют жизненно важную роль в герменевтике. Дэн Стивер поясняет, что эта идея присутствует уже в ранних произведениях Рикера — «Человек ошибающийся» и «Свобода и природа. Вольное и невольное». Поскольку всякое толковательное суждение содержит в себе ошибки, нам необходим герменевтический критерий. Этим нельзя пренебрегать, что бы ни находилось в центре нашего внимания; психоанализ человеческого разума, семиотика или структурализм в языке или референтный и буквальный аспект метафоры.

Рикер с самого начала серьезно относился к тем «невольным» особенностям герменевтики, которые искажают смысл в нашу пользу, в том числе к личной заинтересованности еще неосознанных желаний. Рикер, по справедливому замечанию Стивера, пришел к выводу, что прозаическое феноменологическое описание не в состоянии выразить все аспекты человеческой жизни. Это утверждение становится еще более важным, когда речь заходит о многообразной интерпретации символа и метафоры. В книге «Символика зла» Рикер говорит о человеческих ошибках, в том числе о символах позора, осквернения, греха и вины. Эти понятия можно назвать символическими, если смысл при этом обретает поливалентность. Символ неисчерпаем, как и сама Библия. Рикер развивает идею Канта о том, что «символ порождает мысль».

Более радикально выражено мнение Рикера о человеческой склонности к заблуждению в работе «Фрейд и философия», где он говорит о желаниях настолько подавленных, что они проистекают из подсознательного в форме скрытой личной заинтересованности. Эта мысль Рикера прекрасно согласуется с библейским акцентом на лукавстве человеческого сердца и неспособности даже нашей совести направить нас по истинному пути (Иер. 17,9; 1 Кор. 4,1-5). Что касается толкователя, он должен сначала потерять себя «в пустыне критики», а затем вновь обрести в «послекрити-ческой наивности». Вернер Джинронд тоже делает акцент на подозрении и возвращении. Он пишет: «Рикер указал на необходимость разработки теории интерпретации, которая позволила бы толкователю дать критическую оценку неоднозначной природе всех лингвистических событий».

По общему признанию, философия Просвещения, позитивизм и в определенной степени библейская критика ошибочно утверждают, что к тексту следует подходить как к ценностно-нейтральному объекту, причем толкователь не должен руководствоваться личной заинтересованностью или желаниями. Рикер хорошо сознавал, что объяснение может предотвратить искажение смысла или неверное понимание. Даже семиотика и структурализм могут помочь в осуществлении этой функции. Нельзя сказать, что Рикер в этом вопросе неправильно понимал Гадаме-ра. Он проявлял особый интерес к теории общения Хабермаса и Апеля. Кроме того, он настойчиво советовал прислушаться к трем мастерам подозрения: Ницше, Марксу и Фрейду. Рикер пришел к выводу, что Га-дамер слишком некритично подходит к герменевтике, а различные точки зрения, относящиеся к разным преданиям, обнаруживают свою несостоятельность в выполнении критической задачи. Гадамер не уделяет достаточного внимания вопросам этики, власти и господства. Это соответствует протестантским убеждениям Рикера в преимущественно католической стране, хотя его акцент на неоднозначности текстов часто встречает неприятие. Лютер и Кальвин настаивали на ясности и единстве смысла Писания, но и они не стали бы отрицать реальности обмана, личной заинтересованности и склонности к заблуждению даже в отношении церкви.

3. Обращаясь к вопросу текстуальности у Рикера, мы узнаем, что Джон Томпсон, один из его ранних комментаторов и критиков, утверждает: «Рикер не сумел убедительно обосновать различия между способами дискурса и до конца отстоять свою концепцию действия как текста… В работах Рикера мы не находим логически связного описания взаимоотношений между действием и структурой». Дж. Л. Остин, Гилберт Райл и Витгенштейн на поздних этапах своего творчества отводят важное место непосредственному контексту языка. Высказывания от первого лица зачастую выполняют перформативную или иллокуци-онную функцию. Витгенштейн принимает во внимание и временной характер высказываний. Вслед за ним и Питер Винч проявляет интерес к истории и общественным изменениям. Феноменология изучает человеческие действия, и Рикер избирает именно этот подход. Тексты и действия воспринимаются как воплощенное сознание. Описательный дискурс окрашивается нравственными ценностями. Интерпретация человеческих действий и текстов не может быть научной, даже если они связаны с политикой и экономикой. Текст становится для Рикера моделью человеческого действия и объектом понимания. Томсон считает эту идею неприемлемой.

По словам Томсона, заслуги Хабермаса в этой области куда более значительны. Труд регламентируется и управляется техническими правилами, сформулированными буквальными средствами языка, а идеологии систематически искажают общение между людьми. Считается, что Рикер не отводит достаточно места контексту и общественным изменениям в контексте. Семиология и структурализм не могут полностью заменить их. Рикер и Хабермас признают реальность власти, идеологии, личной заинтересованности, но под влиянием Хайдеггера Рикер противопоставляет их научному анализу. Понятие действия у Рикера ограниченно. Томсон пытается поместить действие в более широкий социальный контекст. Он прав, разделяя уверенность представителей простой философии языка Остина, Райла и позднего Витгенштейна о важности окружения языка.

И все же сборник «Эссе по библейской интерпретации» свидетельствует о том, что Рикер, в отличие от Томсона, проводит четкую границу между способами дискурса. Поскольку эти эссе увидели свет только в 1981 г., по крайней мере английское издание, Томсон не мог этого учесть. Вообще критические замечания Томсона справедливы только в отношении ранних работ Рикера, кроме того, Томсон отдает очевидное предпочтение Хабермасу. Рикер выделяет по меньшей мере шесть видов библейского дискурса: предписывающий, то есть закон; псалмы или гимны, обращенные к Богу; дидактический, примером которого могут служить послания; пророческий; Книги Мудрости, чьи авторы доносят свою мысль до читателя как бы исподволь; и главное — повествование, составляющее, вероятно, большую часть Писания. Рикер прав, указывая, что церковь и проповедники склонны уподоблять самые разные жанры пророческому дискурсу (как в Иер. 2, 1), где пророк говорит от имени Бога и откровение вводится словами: «Так говорит Господь». Но повествование обеспечивает преемственность традиций в форме Символа веры: «Отец мой был странствующий Арамеянин… возопили мы к Господу Богу отцов наших…» (Втор. 26, 5-10). Рикер утверждает: «Повествовательный дискурс отличается, прежде всего, тем, что делает акцент на основополагающем событии или событиях как на следах Божьих деяний. Исповедание всегда принимает форму рассказа».

Существует также предписывающий дискурс, соответствующий воле Божьей и реальным условиям человеческой жизни. Закон является одним из аспектов этого типа дискурса и одновременно частью человеческого отклика на завет с Богом. Иисус придавал большое значение «закону и пророкам» (Мф. 7, 12). Свои особенности имеют Книги Мудрости, причем входящие в них темы включают «пограничные ситуации», о которых Карл Ясперс говорил как об упразднении человеческого и о непостижимости Бога. Обращаются они и к теме страданий, в частности Иов. 42,1-6, причем обращение это выражено в форме непрямого откровения. Иногда книги Иова и Екклесиаста корректируют чрезмерную строгость Второзакония. Наконец, дискурс гимнов, представленный Книгой Псалмов, обращен лично к Богу. Это тоже часть откровения, но она редко становится темой проповеди. Многие псалмы написаны от первого лица и обращены непосредственно к Богу.

4. Николас Уолтершторфф одобрительно высказывается о пристальном внимании Рикера к языку, но, по его мнению, Рикер слишком часто отступает перед «тем элементом плюрализма, полисемии и аналогии», который присутствует в Божьем откровении. Богословие Рикера развивается в направлении, близком бартовскому, где откровение всегда опосредовано и практически не оставляет места для подхода, предложенного Уолтершторффом. По мнению последнего, Рикер фактически отвергает авторский дискурс, интерпретацию и замысел писателя. Несомненно, Рикер отводит читателю более активную роль, чем тексту. Уолтершторфф цитирует: «Текст нем… Текст подобен музыкальной партитуре, а читатель — дирижеру». Lalangue — это шифр; laparole — дискурс. Речь всегда означает актуализацию. Но Уолтершторффа интересует «ноэ-матическая», или общая когнитивная истина, содержащаяся в тексте.

Иногда текст сообщает или содержит предположение о состоянии дел. В таких случаях замысел автора имеет решающее значение. Это можно сказать, например, о значительной части Евангелия от Луки и совершенно точно о Первом послании к Коринфянам и Послании к Галатам. Иногда намерения автора не играют столь важной роли, как в Книге Ионы и во многих псалмах. И все же этот вопрос занимает определенное место в формулировке ответственной интерпретации. В противном случае любое угодное читателю прочтение текста должно считаться правильным.

Уолтершторфф, видимо, хочет сказать, что Рикер здесь не вполне последователен. Он обращается к диалогам, и это признает сам Рикер. Место автора — часть темпоральности текста, и его понятия «Я» и «Ты» чрезвычайно важны. Уолтершторф задается вопросом: «Как могло случиться, что, отводя авторскому дискурсу центральное место в своей философии языка, в теории интерпретации текста Рикер признает только интерпретацию текстуального смысла?» Он хочет избежать романтизма, но в итоге избегает своего обычного суммарного подхода. Необходимо быть более внимательным к индивидуальным особенностям каждого текста.

5. И все же, подводя итоги, можно сказать, что Рикер уделяет достаточное внимание творческой стороне языка, последствиям, которые может иметь тот или иной текст, а также историчности текста и читателя. В своем кратком комментарии Дженсен хотел сказать именно это, отмечая преображающую силу текста, о которой пишет Рикер. Дэвид Клемм пытается одновременно прийти к единству мнений и с самим Рикером, и с его критиками, говоря о том, что Рикер расшифровывает «скрытое богатство в постепенно раскрывающихся значениях, скрытых в глубинах буквального смысла». К этому можно добавить его акцент на темпоральности и повествовательности. В своей работе, посвященной метафоре, Рикер старается показать, что язык претерпевает творческие изменения и превращения. Одной из своих задач он считал превращение «часового времени» в «человеческое».

Эта творческая сторона находит выражение в интересе Рикера к этике, в основании которой лежит человеческая свобода и вера в то, что «Я могу». Несмотря на все, сказанное в работах «Символика зла» и «Фрейд и философия», Рикер здесь противоречит сам себе. Он признает роль зла, бессознательного, невольного и обманчивого; но при этом ему следовало бы более критично относиться к кантовской автономии. Христианин обладает лишь вторичной автономией, если здесь вообще уместно о ней говорить. Даже будучи искуплены, мы живем «под грехом». Объединяя свою герменевтику, свое понимание самости и повествования с этическими вопросами личности и мира, он открывает, по выражению Джона Уолла, тему «нравственного творчества». Уолл видит в этой «поэтике возможности», или «поэтике воли», часть классической концепции потребности в вере, связанной с более значительным движением благодати. «Я могу», приходящее извне, творит мир возможности, который говорит о любви и преображении общества. Однако свои богословские взгляды Рикер выражает неохотно.

7. Дополнительная литература

Рикер Поль. Время и рассказ. М.; СПб.: ЦГНИИ ИНИОН РАН; Культурная инициатива; Университетская книга, 2000.

Jenson, Alexander, Theological Hermeneutics, SCM Core Text (London: SCM, 2007), pp. 144-51.

Ricoeur, Paul, Essays on Biblical Interpretation, edited by Lewis S. Mudge (Phila delphia: Fortress, 1980; London: SPCK, 1981), pp. 23-95. , Freud and Philosophy: An Essay on Interpretation, translated by Denis Savage (New Haven: Yale University Press, 1970), pp. 3-36. , Time and Narrative, translated by Kathleen Blarney and David Pellauer, 3

vols. (Chicago and London: University of Chicago Press, 1984,1985,1988), 1:3-51,3:80-96. Thiselton, Anthony C, New Horizons in Hermeneutics: The Theory and Practice of Transforming Biblical Reading (London: HarperCollins; Grand Rapids.

Философия - это форма познания мира, и у каждого она своя. Есть такие люди, которые стараются донести философию до окружающих путем выступлений и сочинений, и в этой статье пойдет повествование о жизни одного философа.

Философы двадцатого века

Философия, как история и литература, условна разделена на столетия, но многие философы по-прежнему остаются нашими современниками (Платон, Кант или Декарт). Однако время не стоит на месте, происходит развитие во многих областях, и людям приходится под это подстраиваться и адаптироваться. Поэтому возникают новые направления в разных сферах, в том числе и в философии (феноменология, неомарксизм, структурализм, неопозитивизм и т.д.), соответственно появляются и философы, которые хотят донести суть этих направлений - Теодор Адорно, и др. Рассмотрим жизнь и работы одного из них.

В 1913 году в Валенсии 27 февраля родился один из самых знаменитых философов 20 века. Его имя Поль Рикер. Он рано осиротел, мать умерла практически сразу после его рождения, а отец, который был преподавателем английского языка, погиб на фронте во время Первой мировой войны. Его воспитателями стали дедушка и бабушка (родители отца), которые являлись протестантами и принадлежали к религиозному меньшинству, что было весьма заметно в католической Франции и повлияло на жизнь маленького Поля.

Начальное образование Рикер получил путем изучения Библии и хождения на церковные службы. Далее Поль смог поступить в университет в Ренне, затем поступил в университет в Сорбонне, а после окончания стал преподавать в лицее философию.

Когда началась Вторая мировая война, Поль стал солдатом французской армии, и вскоре попал в плен, но смог продолжать свои труды и занялся переводом Идей Гуссерля (немецкого философа, который основал феноменологическую школу).

После окончания войны Поль Рикер смог вернуться к преподаванию: сначала это был Страсбургский университет, затем Сорбонна, а далее университет Нантера. В 1971 году он стал профессором Чикагского университета, и в тоже время преподавал в Йельском университете.

Поль Рикер умер на 92 году жизни в своем доме во Франции, это случилось в 2005 году, когда он заснул и больше не проснулся.

Личная жизнь философа

Выдающимся философом 20 века был Поль Рикер. Личная жизнь его сложилась, когда ему было всего 22 года, однако свою жену он встретил еще в детстве, и они долгие годы были просто друзьями. Симона Лежа родила своему мужу 5 детей: 4 сыновей и одну дочь. Они прожили вместе много лет, воспитывая детей, а потом и внуков. К сожалению, один сын в середине 80-х покончил жизнь самоубийством, остальные живы до сих пор. Жена Рикера умерла незадолго до смерти философа.

Философское направление

И последователь феноменологии, которая появилась в Германии в начале 1910-х годов. Основная проблема, которая стояла в этом направлении, это знания человека как фундамента, на котором строится его жизнь. Как создать этот фундамент, из чего его построить, если не прибегать к химическим процессам мозга, вот что было главной задачей. Основной техиз, который был сформулирован философами, заключается в том, что любое знание - это явления (феномены) в сознании человека.

Поль Рикер пошел дальше и развивал идею такого направления, как герменевтика, которая являлась продолжением феноменологии, но выражалась посредством языка. Основной тезис был сформулирован так: истолковать мир можно также, как и истолковать текст с помощью определенных моделей.

Например, в герменевтике было такое понятие, как герменевтический круг - для понимания и истолкования какого-либо явления и события, необходимо знать его отдельные части (т.е. для понимания замысла литературного произведения, необходимо знать и понимать предложения, из которых состоит текст), так же должно происходить и в жизни: найти причину, почему произошло то или иное событие, докопаться до сути, разбирая его на части и т.д.

Данное направление и его методы исследования применяется в социальной теории, в литературе и эстетике.

Рикер считал, что феноменология и герменевтика неразрывно связаны между собой, первое направление исследует восприятие реальности, вторая - интерпретирует тексты. Т.е. мы воспринимаем мир определенным образом, а далее его интерпретируем на свой взгляд, организовывая свой мир. Тексты - это все что нас окружает, память, язык, слово, вера, история. Все это человеческий опыт и объекты восприятия.

Рикер прожил долгую жизнь, родившись в начале 20 века, пережив две мировых войны и побывав в плену, умер на 92 году в 21 веке. Он многое видел и многое понимал, всегда старался донести свои взгляды до людей, преподавая в университетах и занимаясь созданием литературы о философии. Есть несколько интересных фактов, которые показывают, насколько его жизнь была разносторонней.

Когда Поль Рикер находился в плену, он продолжал работать и занялся переводом Гуссерля. В лагере была насыщенная интеллектуальная жизнь - проводились лекции и семинары, а впоследствии это место стало учебным заведением.

В 1969 году в университете Нантар он был назначен деканом и проработал два года. Но после того, как оказался между двух огней: политикой и бюрократией, он принял предложение Чикагского университета и уехал работать туда на 20 с лишним лет.

На 91 году жизни он получил премию за достижение в гуманитарных науках.

Рикер был очень грамотным человеком и написал немало трудов о феномене человеческой жизни, при этом охватывал совершенно разные сферы: язык, символы, знаки, психология, религия, литература и история, добро и зло.

Награды Поля Рикера

В 2000 году Рикер стал лауреатом Киото, премии, которая вручается раз в 4 года в трех направления - фундаментальные науки, философия и передовые технологии.

В 2004 году он получил премию Клюге за свою работу в гуманитарных науках. Эта награда многими рассматривается как аналог Нобелевской премии.

Главные сочинения философа

Более 10 трудов создал философ в разные периоды своей жизни. Некоторые были выпущены более 50 лет назад, другие - в преклонном возрасте. Но прежде чем их видел мир, проводилась тщательная работа по сбору материалов, потому что по-другому быть не могло, именно так считал Поль Рикер. Фото его можно увидеть на просторах интернета и в нашей статье, а вот ознакомиться с трудами лучше всего, держа книгу в руках, для понимания заложенного смысла.

Первое сочинение было создано в 1947 году и называлось «Габриэль Марсель и Карл Ясперс», а самое позднее он выпустил в 2004 году, назвав его «Путь признания».

В 1960 году Рикер работал над двухтомником «Философия воли», именно в этот период он пришел к направлению герменевтика, когда нужно было изучить понятие зла. Поль считал: чтобы постигнуть зло, нужно знать мифы и понимать символику, и именно тогда он увлекся данным направлением, создав несколько трудов, которые принесли ему известность. Он написал такие книги, как «Конфликт интерпретаций» и «Теория интерпретаций», изучал труды Платона и Аристотеля, в 1983 году по 1985 год выпустил трехтомник «Время и рассказ», исследуя различные теории разных времен.

Известные цитаты философа

Поль Рикер был выдающимся философом своего времени. Спустя долгие годы его труды будут также востребованы, а цитаты актуальны, стоит лишь прочесть несколько и задуматься:

«Всякая традиция живет благодаря интерпретации».

«Единство человеческой речи является сегодня проблемой».

«Молчание открывает перед слушающим целый мир».

«Мыслить — значит, идти вглубь».

, феноменология

Биография

Мать Поля умерла вскоре после того, как родила его. Отец, преподаватель английского языка, погиб на фронте в начале Первой мировой войны (1915). Родители отца воспитывали сироту в кальвинистском духе. Формировали его главным образом книги, в частности комментарии к Посланию к Римлянам Карла Барта и его же работа «Слово Божие и слово человеческое».

В 1935 году Поль Рикёр женился, впоследствии у него было пятеро детей. С 1935 года Рикёр преподаёт философию в лицее и активно, вплоть до начала Второй мировой войны, изучает немецкий язык. В 1939 году Рикёр добровольцем уходит на фронт, но попадает в плен. В этой ситуации вынужденной отрешенности он на опыте познает философию пограничных ситуаций : экзистенциальные состояния поражения, отчаяния, одиночества. Но здесь же, волею судьбы, ему предоставилась возможность и осмыслить их теоретически: Рикёр читает в оригинале работы Карла Ясперса , которые оказали на него огромное влияние. Другие интеллектуалы-пленники посоветовали ему также изучить труды Эдмунда Гуссерля . Ещё не очень разобравшись в феноменологии, Рикёр стал переводить «Идеи-I» Гуссерля. Завороженный работами Гуссерля и открывшимся ему пониманием некоторых новых вещей, Рикер продолжил эту работу уже после войны. Но старт был дан именно при таких необычных обстоятельствах. (Впрочем, учитывая биографию Декарта, эти обстоятельства не приходится считать такими уж неожиданными).

Труды Рикёра высоко ценил его давний друг Кароль Войтыла (будущий Папа римский Иоанн Павел II). В последние годы жизни Поль Рикёр часто ездил в экуменическую общину брата Роже Шютца в Тэзе , чтобы, по его собственным словам, пережить то, во что верил всем сердцем.

Философия

Поль Рикёр разработал взвешенный вариант герменевтической философии. По его мнению, тенденция западной философии к достижению прозрачности «Я», начатая рефлексивной философией Декарта и фактически продолженная Кантом (см. работу Рикёра «Кант и Гуссерль»), должна быть дополнена изучением сущности самого понимания.

Признание

Профессор Сорбонны (Франция) и Чикагского университета (США).

Основные сочинения

• «Габриэль Марсель и Карл Ясперс» (1947)
• «Философия воли» (в 2-х томах, 1950-1960)
• «Кант и Гуссерль» (изд. 1954)
• «История и истина» (1955)
• «Об интерпретации. Очерки по Фрейду» (1965)
• «Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике» (1969)
• «Теория интерпретации. Дискурс и избыток значения» (1976)
• «Бытие, сущность и субстанция у Платона и Аристотеля» (1982)
• «Время и рассказ» (в трёх томах, 1983-1985)
• «Школа феноменологии» (1986)
• «Путь признания» ().

Русская библиография

• Рикёр, П. Герменевтика. Этика. Политика. - М .: АО «КАМI», Изд. центр «Academia», 1995. - 160 с. - ISBN 5-86187-045-4 .
• Рикёр, П. / Пер. с фр. И. С. Вдовина. - М .: Канон-Пресс-Ц: Кучково поле, 1995. - (Переизд. в 2002).
• Рикёр, П. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. - М ., 1997.
• Рикёр, П. Время и рассказ / Пер. Т. В. Славко. - М .; СПб. : ЦГНИИ ИНИОН РАН: Культурная инициатива: Университетская книга, 2000.
• Рикёр, П. / Пер. с фр. И. С. Вдовина, О. И. Мачульская. - СПб. : Алетейя, 2002.
• Рикёр, П. / Пер. с фр. И. И. Блауберг и др. - М .: Изд-во гуманитарной литературы, 2004.
• Рикёр, П. Справедливое / Пер. Б. Скуратова при участии П. Хицкого. - М .: Гнозис: Логос, 2005.
• Рикёр, П. Человек как предмет философии // Вопросы философии . - 1989. - № 2. - С. 41-50.
• Рикёр, П. Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права // Вопросы философии . - 1996. - № 4. - С. 27-36.
• Рикёр, П. / Пер. М. Эдельман - лекция, прочитанная на факультете протестантской теологии в Париже в октябре 1998 года.
• Рикёр, П. Я-сам как другой / Пер. с франц. - М .: Издательство гуманитарной литературы, 2008 (французская философия XX века). - 416 с.

Напишите отзыв о статье "Рикёр, Поль"

Примечания

Литература

• Вдовина И. С. Памяти Поля Рикёра // Вопросы философии . - 2005. - № 11.
• Вдовина И. С. Поль Рикёр: феноменолого-герменевтическая методология анализа произведений искусства // Теория художественной культуры. - Вып. 10. - М ., 2006.
• Зотов А. Ф. Поиски синтеза: Поль Рикёр // Современная западная философия. - М ., 2004.
• Клименкова Т. А. Проблема культурно-исторического творчества в феноменологической герменевтике Поля Рикёра // Французская философия сегодня. - М ., 1989.
• Поль Рикёр - философ диалога. - М ., 2008. - 143 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Рикёр, Поль