Тоффлер метаморфозы власти краткое содержание по главам. Новое понимание власти Элвина Тоффлера («Метаморфозы власти»)

МЕТАМОРФОЗЫ ВЛАСТИ.

Знание, богатство и сила на пороге XXI века

Alvin Toffler - POWERSHIFT Knowledge, wealth, and violence at the edge of the 21st century. 1990

Перевод с английского: В. В. Белокосков, К.Ю. Бурмистров, Л.М. Бурмистрова, Е.К. Комарова, А.И. Мирер, Е.Г. Руднева, Н.А. Строилова

ISBN 5-17-004183-7

П. Гуревич. КОНФИГУРАЦИЯ МОГУЩЕСТВА

Книга американского социолога и футуролога Элвина Тоффлера (р. 1928) «Метаморфозы власти» венчает задуманную им трилогию, посвященную преображениям современной цивилизации. Исследователь не считает свои прогнозы ни утопией, ни антиутопией. Свой жанр он именует «проктопией», то есть практической утопией. В ней нет безмерной идеализации. Это описание более практичного и более благоприятного для человека мира, нежели тот, в котором мы живем. Но в этом мире в отличие от утопии есть место злу - болезням, грязной политике, несправедливости.

Идея технических мутаций, оказывающих многомерное воздействие на социальный прогресс, давно уже получила признание в современной философии и социологии. Тоффлер проводит мысль о том, что человечество переходит к новой технологической революции, то есть на смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая, ведущая к созданию сверхиндустриальной цивилизации. Очередная волна является, по Тоффлеру, грандиозным поворотом истории, величайшей трансформацией социума, всесторонним преобразованием всех форм социального и индивидуального бытия. Но речь идет не о социальной революции, направленной в основном на смену политического режима, а о технологических изменениях, которые вызревают медленно, эволюционно. Однако впоследствии они рождают глубинные потрясения. Чем скорее человечество осознает потребность в переходе к новой волне, тем меньше будет опасность насилия, диктата и других бед.

Тоффлер стремится обрисовать будущее общество как возврат к доиндустриальной цивилизации на новой технологической базе. Рассматривая историю как непрерывное волновое движение, Тоффлер анализирует особенности грядущего мира, экономическим костяком которого станут, по его мнению, электроника и ЭВМ, космическое производство, использование глубин океана и биоиндустрия. Это и есть Третья волна, которая завершает аграрную (Первая волна) и промышленную (Вторая волна) революции.

В первой книге трилогии «Шок будущего» (1970) Тоффлер предупреждал человечество о той опасности, которая связана со стремительными переменами в жизни людей. Не все исследователи приняли эту точку зрения. Так, выдающийся американский социолог Д. Белл считал эту мысль обманчивой. По его мнению, в повседневной жизни землян больше изменений произошло между 1850 и 1940 годами, когда в обиход вошли железные дороги, пароходы, телеграф, электричество, телефон, автомобиль, кинематограф, радио и самолеты, - чем в последующий период, якобы характеризующийся ускорением. Белл считал, что практически, кроме перечисленных им новшеств, в повседневной жизни людей, кроме телевидения, не появилось ничего нового.

Однако идея Тоффлера о трудностях психологической адаптации людей к ускорению социальных изменений укоренилась в футурологической литературе. Тоффлер пишет о новых сложностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнется человечество на рубеже двух столетий. Основные книги Тоффлера - «Шок будущего», «Столкновение с будущим» (1972); «Доклад об экоспазме» (1975); «Третья волна» (1980); «Метаморфозы власти» (1990) и др.

В какой мере оправдались прогнозы Тоффлера? Что изменилось за последнее десятилетие в сознании человечества? Каковы иные культур-цивилизационные проекты людей? Идея новой цивилизации сохранила свою ценность. Американский социолог 3. Бжезинский писал о «технотронной эре», французский исследователь Ж. Эллюль назвал представляемое им общество «технологическим», Д. Белл пользовался понятием «постиндустриального общества», Тоффлер же, поразмыслив над терминами «трансиндустриальное» и «постэкономическое», остановился на понятии «супериндустриальное общество». Под ним подразумевается, как он пишет в «Шоке будущего», «сложное, быстро развивающееся общество, основанное на самой передовой технологии и постматериалистической системе ценностей». Д. Белл иронизировал: на определениях Э. Тоффлера, казалось бы, все перестановки и комбинационные идеи, связанные со словом «пост-», исчерпались.

Масштабные и интенсивные преобразования касаются теперь не только сферы хозяйства, экономики, политики и культуры. Меняются и фундаментальные основы воспроизводства человека как биологического и антропологического типа. Иной становится практика образования и мышления. Действительно начинается новая эпоха. Существующие сегодня социокультурные институты и технологии управления должны быть радикально реконструированы. Таков общий смысл последней работы Э. Тоффлера.

МЕТАМОРФОЗЫ ВЛАСТИ.

Знание, богатство и сила на пороге XXI века

Alvin Toffler - POWERSHIFT Knowledge, wealth, and violence at the edge of the 21st century. 1990

Перевод с английского: В. В. Белокосков, К.Ю. Бурмистров, Л.М. Бурмистрова, Е.К. Комарова, А.И. Мирер, Е.Г. Руднева, Н.А. Строилова

ISBN 5-17-004183-7

П. Гуревич. КОНФИГУРАЦИЯ МОГУЩЕСТВА

Книга американского социолога и футуролога Элвина Тоффлера (р. 1928) «Метаморфозы власти» венчает задуманную им трилогию, посвященную преображениям современной цивилизации. Исследователь не считает свои прогнозы ни утопией, ни антиутопией. Свой жанр он именует «проктопией», то есть практической утопией. В ней нет безмерной идеализации. Это описание более практичного и более благоприятного для человека мира, нежели тот, в котором мы живем. Но в этом мире в отличие от утопии есть место злу - болезням, грязной политике, несправедливости.

Идея технических мутаций, оказывающих многомерное воздействие на социальный прогресс, давно уже получила признание в современной философии и социологии. Тоффлер проводит мысль о том, что человечество переходит к новой технологической революции, то есть на смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая, ведущая к созданию сверхиндустриальной цивилизации. Очередная волна является, по Тоффлеру, грандиозным поворотом истории, величайшей трансформацией социума, всесторонним преобразованием всех форм социального и индивидуального бытия. Но речь идет не о социальной революции, направленной в основном на смену политического режима, а о технологических изменениях, которые вызревают медленно, эволюционно. Однако впоследствии они рождают глубинные потрясения. Чем скорее человечество осознает потребность в переходе к новой волне, тем меньше будет опасность насилия, диктата и других бед.

Тоффлер стремится обрисовать будущее общество как возврат к доиндустриальной цивилизации на новой технологической базе. Рассматривая историю как непрерывное волновое движение, Тоффлер анализирует особенности грядущего мира, экономическим костяком которого станут, по его мнению, электроника и ЭВМ, космическое производство, использование глубин океана и биоиндустрия. Это и есть Третья волна, которая завершает аграрную (Первая волна) и промышленную (Вторая волна) революции.

В первой книге трилогии «Шок будущего» (1970) Тоффлер предупреждал человечество о той опасности, которая связана со стремительными переменами в жизни людей. Не все исследователи приняли эту точку зрения. Так, выдающийся американский социолог Д. Белл считал эту мысль обманчивой. По его мнению, в повседневной жизни землян больше изменений произошло между 1850 и 1940 годами, когда в обиход вошли железные дороги, пароходы, телеграф, электричество, телефон, автомобиль, кинематограф, радио и самолеты, - чем в последующий период, якобы характеризующийся ускорением. Белл считал, что практически, кроме перечисленных им новшеств, в повседневной жизни людей, кроме телевидения, не появилось ничего нового.

Однако идея Тоффлера о трудностях психологической адаптации людей к ускорению социальных изменений укоренилась в футурологической литературе. Тоффлер пишет о новых сложностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнется человечество на рубеже двух столетий. Основные книги Тоффлера - «Шок будущего», «Столкновение с будущим» (1972); «Доклад об экоспазме» (1975); «Третья волна» (1980); «Метаморфозы власти» (1990) и др.

В какой мере оправдались прогнозы Тоффлера? Что изменилось за последнее десятилетие в сознании человечества? Каковы иные культур-цивилизационные проекты людей? Идея новой цивилизации сохранила свою ценность. Американский социолог 3. Бжезинский писал о «технотронной эре», французский исследователь Ж. Эллюль назвал представляемое им общество «технологическим», Д. Белл пользовался понятием «постиндустриального общества», Тоффлер же, поразмыслив над терминами «трансиндустриальное» и «постэкономическое», остановился на понятии «супериндустриальное общество». Под ним подразумевается, как он пишет в «Шоке будущего», «сложное, быстро развивающееся общество, основанное на самой передовой технологии и постматериалистической системе ценностей». Д. Белл иронизировал: на определениях Э. Тоффлера, казалось бы, все перестановки и комбинационные идеи, связанные со словом «пост-», исчерпались.

Масштабные и интенсивные преобразования касаются теперь не только сферы хозяйства, экономики, политики и культуры. Меняются и фундаментальные основы воспроизводства человека как биологического и антропологического типа. Иной становится практика образования и мышления. Действительно начинается новая эпоха. Существующие сегодня социокультурные институты и технологии управления должны быть радикально реконструированы. Таков общий смысл последней работы Э. Тоффлера.

Мы осознаем сегодня, что мировое развитие осуществляется неравномерно. Вот почему мышление о будущем должно быть системным, ибо различные рассогласования между процессами мирового потребления и инфраструктурами управления, между производительными элементами мирового хозяйства и трансрегиональными потоками ресурсов, товаров и услуг оказываются все более значительными. Тоффлер задумывается над интенсивными формами развития в противовес характерным для прежнего социального мышления экстенсивным моделям социальной динамики.

Меняются масштабы нашей жизни. На наших глазах рождается эпоха глобальной конкуренции. Обозначается новый виток межэтнических и геополитических столкновений. Э. Тоффлер убежден в том, что важно как можно быстрее адаптироваться к стремительным переменам. Это в первую очередь касается «золотого миллиарда» людей, то есть тех, кто живет в развитом экономическом мире. Но как достичь устойчивого развития?

Нынешняя «Третья волна», по Тоффлеру, - это «информационное общество». Она вызвана повсеместным распространением компьютеров, турбореактивной авиации, гибких технологий. В информационном обществе складываются новые виды семьи, стили работы, жизни, новые формы политики, экономики и сознания. Мир перестает казаться машиной, заполняется нововведениями, для восприятия которых необходимо постоянное развитие познавательных способностей. Символы «Третьей волны» - целостность, индивидуальность и чистая, человечная технология. Ведущую роль в таком обществе приобретают сфера услуг, наука и образование. Корпорации должны уступить место университетам, а бизнесмены - ученым...

[Извлечение]

Глава 34. Глобальные воители

Задаваясь вопросом, какие страны будут доминировать в XXI в., мы затеваем волнующую игру. Но на деле это неправильный воп­рос - или по крайней мере заданный в неверной форме, посколь­ку остается в стороне то, что может оказаться величайшим перево­ротом в глобальной политике со времени образования государств. Это - появление глобальных воителей.

Новая группа искателей власти врывается на мировые подмо­стки и захватывает ощутимую долю влияния, которым прежде пользовались лишь государства. Некоторые из этих претендентов склонны к добру, некоторые - решительным образом ко злу.

ВОЗРОЖДЕНИЕ РЕЛИГИИ

Когда Салман Рушди выпустил роман «Сатанинские стихи», опьяненный кровью аятолла Хомейни объявил книгу богохульной, призвал правоверных к убийству автора и обратился с историчес­ким посланием к правительствам всех стран мира. Послание это было мгновенно передано по спутниковой связи, оно появилось на телевидении и в печати и при всем том осталось абсолютно не понятым.

Можно утверждать, что книга Рушди дурного вкуса, что автор сознательно оскорбляет множество мусульман, издевается над це­лой религией и преступает Коран. Действительно, так и сказал Хомейни. Но вовсе не в том суть его послания.

Хомейни объявил всему миру, что отныне государство - уже не единственный и даже не самый важный актер на мировой сцене.

При поверхностном взгляде кажется, что Хомейни утвержда­ет: Иран, суверенное государство, имеет «право» диктовать, что могут и чего не могут читать граждане других, также суверенных стран. Притязая на такое право, угрожая утвердить его при помо­щи терроризма, Хомейни внезапно поднимает цензуру с местного до глобального уровня.

В мире, где экономика и массовая информация становятся глобальными, Хомейни требует глобального контроля над умами.

В прежние времена другие религии претендовали на подоб­ные права и сжигали еретиков. Однако, угрожая убийством за пределами своих границ, Хомейни не просто посягал на Салма­на Рушди - английского гражданина. Он посягал на фундамен­тальное право государства - защищать своих граждан в их соб­ственном доме.

В действительности Хомейни объявил, что «суверенные» госу­дарства вовсе не суверенны, что они подлежат власти высшего сюзерена, шиитской церкви, и границы этой власти определяет он, Хомейни. Что религия или церковь имеет права, стоящие выше прав государств.

Фактически он бросил вызов всей системе «современных» меж­дународных законов и обычаев, которая до сих пор строилась на исходном положении, что страны являются основными организа­ционными единицами и главными действующими лицами на ми­ровой сцене. При таком положении планета видится нам аккурат­но разделенной на государства, имеющие свой флаг и армию, свою территорию, точно обозначенную на карте, место в ООН и неко­торые разумно установленные законные права.

Не случайно Хомейни показался большей части мира жесто­ким исчадием доиндустриальной эпохи. Он таким и был. Ставя права религии над правами государства, он воспроизводил докт­рину средневекового папства, веками приводившую к кровавым конфликтам между церковью и государствами,

Это важное явление, ибо мы, весьма возможно, вернемся к мировой системе, существовавшей до индустриальной эры - до того, как политическая власть была распределена между ясно обо­значенными государственными единицами.

Допромышленный мир был мешаниной из городов-государств, пиратских морских портов, феодальных княжеств, религиозных движений и других самостоятельных образований. Все они боролись за власть и претендовали на права, которые мы ныне считаем принадлежащими только правительствам. Страны - в современ­ном понимании этого слова - были редкостью. Это была гетеро­генная система.

Напротив, система государств, развившаяся за века промыш­ленной эры, была куда более стандартизированной и единооб­разной.

Теперь мы движемся назад, снова идем к гетерогенной миро­вой системе, но уже в стремительно меняющемся мире высоких технологий, электронных коммуникаций, ракет с ядерными заря­дами и химического оружия. Это колоссальный прыжок, направ­ленный одновременно вперед и назад, который вновь выводит ре­лигию на мировую авансцену. И речь идет не только об исламских экстремистах.

Абсолютно иной вариант того же явления - возрастающая глобальная мощь католической церкви. Папская дипломатия пос­леднее время участвовала в основных политических подвижках - от Филиппин до Панамы. В Польше, где церковью восхищались из-за ее отважного противостояния коммунистическому режиму, она стала доминирующей силой наряду с первым некоммунисти­ческим правительством. Ватиканские дипломаты утверждают, что недавние изменения во всей Восточной Европе были, по большо­му счету, инициированы папой Иоанном Павлом II.

Папа - не фанатик, он поддерживает связь с другими конфес­сиями. Однако в его призывах к созданию «христианской Евро­пы», в его постоянной критике демократий Западной Европы слы­шатся отзвуки далекого прошлого, времени, когда мир еще не был светским.

Политика папы заставляет вспомнить о давно забытом доку­менте, циркулировавшем по европейским столицам в 1918 г. В нем выдвигалось требование создать католическое сверхгосудар­ство из Баварии, Венгрии, Австрии, Хорватии, Богемии, Слова­кии и Польши. Ныне папа предлагает создать христианскую Ев­ропу (хотя, предположительно, не чисто католическую) на всем континенте, от Атлантики до Урала, с населением около 700 млн. человек.

Вся эта религиозная активность - часть поднимающегося на­ступления на светские основы жизни, которые лежат в фундамен­те демократии индустриальной эпохи и поддерживают разумную дистанцию между церковью и государством. Если Европа станет христианским, а не светским сообществом, какое место в ней зай­мут неверующие, или индуисты, или евреи, или 11 млн. иммиг­рантов-мусульман, которые с недавних пор стали в Европе деше­вой рабочей силой? (Некоторые мусульманские фундаменталисты на деле мечтают об исламской Европе. Вот слова директора Ин­ститута исламской культуры в Париже: «Через несколько лет Па­риж станет столицей ислама, такой же, какими в другие эпохи были Багдад и Каир».)

Игра новых глобальных сил в будущих десятилетиях не мо­жет быть понята без учета возрастающей власти ислама, католи­цизма и других религий - равно как глобальных конфликтов и войн за веру.

КОКАИНОВАЯ ИМПЕРИЯ

Религия - не единственная сила, готовящаяся бросить вызов власти государственных образований. Джеймс Милл в своем фун­даментальном исследовании наркоторговли пишет: «...Подпольная империя сегодня имеет больше власти, богатств и влияния, чем многие государства. Ее флаг не развевается перед фронтоном Орга­низации Объединенных Наций, но у нее более многочисленная армия, более умелая разведка, более влиятельная дипломатичес­кая служба, чем у многих стран».

Способность наркотического картеля долгие годы коррумпи­ровать, терроризировать и сковывать по рукам и ногам правитель­ство Колумбии, изменив предварительно ее торговый баланс, ука­зывает на то, что другие подпольные группы в недалеком будущем смогут добиваться тех же результатов. (Эти группы не обязательно должны заниматься наркотиками.).

Показателем опасности картеля была огромная охрана пре­зидента США Буша и лидеров Перу, Боливии и Колумбии при их встрече на так называемом наркотическом саммите в Карта­хене. Колумбийцы выделили для охраны эскадрилью истреби­телей-бомбардировщиков, флотилию военных кораблей, коман­ды аквалангистов и спецназа, тысячи солдат. И все эти силы были выставлены не против враждебной страны, а против сети «семей».

Оказалось, что правительствам все труднее бороться с этими новыми персонажами, появившимися на мировой сцене. Прави­тельства чересчур бюрократичны. У них слишком медленная реак­ция. Они связаны по рукам и ногам многими международными обязательствами, и им приходится консультироваться и договари­ваться с союзниками; они должны угождать многим политическим группировкам внутри страны. Поэтому правительства весьма дол­го готовят ответы на действия наркобаронов, религиозных фана­тиков и террористов.

В отличие от правительств большинство глобальных воите­лей, а в особенности наркокартели и партизаны, небюрократич­ны или даже чрезвычайно далеки от бюрократичности. Харизматический лидер-одиночка может призвать к сражению, и эффект будет пугающим - или убийственным. Иногда вообще неясно, кто у них лидирует на самом деле. Правительства ко­леблются и впадают в замешательство при конфликтах с этими организациями. С кем предстоит иметь дело? Если сделка с ними возможна, то где уверенность, что эти люди могут выполнить ее условия? Действительно ли они освободят заложников, остано­вят поток наркотиков, прекратят взрывы посольств или станут меньше пиратствовать?

Те немногие международные законы, которые в прошлом сни­зили уровень глобальной анархии, абсолютно не в состоянии уп­равляться с новыми всеземными реалиями.

В мире спутников, лазеров, компьютеров, «бомб в чемоданчи­ках», сверхточных прицелов, вирусов для воздействия на людей или компьютеры - в этом мире государства, к которым мы при­выкли, вполне могут оказаться перед лицом потенциальных со­перников, причем некоторые из них будут в миллионы раз мень­ше, чем государства.

ДИСПЕРСНЫЙ «ДЕСПОТ»

Государства оказались неспособными совладать с террориста­ми или религиозными безумцами, а затем обнаружили, что им стало труднее контролировать корпорации, способные действовать за границей и переправлять туда средства, вредные отходы и людей.

Финансовая либерализация привела к росту примерно 600 сверхфирм, называемых обычно «транснациональными». Сейчас им принадлежит примерно пятая часть сельскохозяйственной и промышленной продукции, выпускаемой в мире. Однако термин «транснациональные» устарел. Сверхфирмы абсолютно вненациональны.

Вплоть до недавнего прошлого корпорации, охватывающие весь земной шар, обычно «принадлежали» той или иной стране, даже если действовали по всему миру. Компания 1ВМ без сомнения была американской фирмой. При новой же системе создания ма­териальных ценностей, с появлением компаний из разных стран, собравшихся в глобальные «альянсы» и «созвездия», стало трудно определить национальную принадлежность корпорации. Японская «Ай-би-эм Джапэн» во многих отношениях является американской фирмой. «Форд» владеет 25% фирмы «Мазда». «Хонда» строит ав­томобили в Соединенных Штатах и перевозит их в Японию. «GeneralMotors» имеет самый большой пакет акций «Исузу». Вот что пи­шет консультант по управлению Кеничи Ома: «Трудно определить национальную принадлежность... глобальных корпораций. Они несут флаг своих покупателей, а не своей страны».

Какова «национальность» корпорации «Виза интернейшнл»? Пусть ее главная квартира - в Соединенных Штатах, но ей при­надлежит около 21 000 финансовых учреждений на земле 187 стран и территорий. Ее совет управляющих и региональные советы обя­заны заботиться, чтобы одна страна не получила 51% голосов ак­ционеров.

При межнациональных слияниях, объединениях и перекупке компаний фирма в принципе может перейти из одной страны в другую за какой-нибудь день. Таким образом, корпорации все бо­лее становятся вне- или транснациональными; они собирают ка­питалы и управленческую элиту из многих разных стран, создают рабочие места во многих государствах и там же распределяют по­ток доходов среди держателей акций.

Подобные перемены заставят нас пересмотреть такие эмоцио­нально нагруженные понятия, как экономический национализм, неоколониализм и империализм. Например, у жителей Латинской Америки есть твердое убеждение: империалисты-янки выкачива­ют сверхприбыли из их стран. Но что будет, если завтра «сверх­прибыли» от деятельности в Мексике распределятся среди инвес­торов в Японии, Западной Европе и, скажем, Бразилии (или еще когда-нибудь - в Китае)? Кто тогда окажется истинным неоколониалистом?

Что, если транснациональная компания номинально базиру­ется в Макао или, скажем, на острове Кюрасао, если ее бумагами владеют 100 000 постоянно меняющихся держателей акций из де­сятков стран и она участвует в игре на десятке фондовых бирж - от Бомбея и Сиднея до Парижа и Гонконга? Что, если основные ее вкладчики также транснациональны? И ее управляющие набраны по всему миру? Какая страна должна тогда считаться «империали­стическим деспотом»?

Когда такие компании утрачивают точную национальную при­надлежность, меняется весь объем отношений между ними и пра­вительствами. В прошлом «домашние» правительства стран-хозя­ев компаний отстаивали их интересы в мировой экономике, оказывали ради них дипломатическое давление и, при необходи­мости, зачастую угрожали военными акциями в защиту их имуще­ства и персонала (и не только угрожали).

В начале 70-х годов в Чили ЦРУ по просьбе Ай-ти энд ти и других американских корпораций энергично расшатывало власть президента Альенде. В будущем правительства могут с куда мень­шей готовностью отзываться на крики о помощи, исходящие от фирм, не являющихся более ни национальными, ни многонацио­нальными, а по-настоящему транснациональными.

Но в таком случае что будет, когда террористы, партизаны или враждебные страны станут угрожать персоналу или производствен­ным мощностям одной из гигантских корпораций? К кому она обратится за помощью? Придется ли ей смиренно проститься со своим имуществом?

КОНДОТЬЕРЫ НА СЛУЖБЕ У КОРПОРАЦИЙ

Военная сила - именно та принадлежность государства, кото­рой обычно не хватает другим соискателям власти. Но если войска одной страны или межнациональные силы не сумеют обеспечить порядок, может наступить день, когда вполне обычные трансна­циональные корпорации решат, что пора пускать в дело свои соб­ственные батальоны.

Возможно, я высказываю экстравагантное мнение, но тому есть исторический прецедент. Сэр Фрэнсис Дрейк вел войну не только с груженными серебром испанскими кораблями, но и с городами всего тихоокеанского побережья Центральной и Южной Америки и Мексики. Его финансировали частные инвесторы.

И так ли уж трудно представить себе нечто вроде итальянских кондотьеров на службе у корпораций XXI в.?

В романе «Апокалипсическая бригада» Альфред Коппель точ-нейше изобразил эту ситуацию: нефтяная сверхкорпорация орга­низовала собственную армию для защиты нефтяных полей от уда­ра террористов. Компания действовала самостоятельно, поскольку не смогла получить помощи от правительства своей страны.

Ситуация, изображенная писателем, может показаться экстре­мальной, но в ней есть некоторая логика. Неспособность государств, со всеми их армиями, остановить терроризм уже принудила некото­рые большие корпорации взять дело в свои руки. Они держат обучен­ных водителей, вооруженных телохранителей, специалистов по со­временным охранным устройствам и так далее. И когда Иран взял в заложники нескольких служащих миллиардера Росса Перо, послед­ний нанял и послал им на выручку отставных спецназовцев армии США. Отсюда - лишь малый шаг до наемных подразделений.

ООН - ПЛЮС

Несомненно, мы придем к хаосу, если не будут созданы новые международные законы, а также новые организации, приводящие эти законы в исполнение, или если в этом откажутся участвовать основные «глобальные воители» - такие, как транснациональные корпорации, религиозные движения и им подобные силы.

Со всех сторон сыплются проекты новых всемирных учреж­дений по управлению экологией, контролем над вооружениями, денежным обращением, туризмом, телекоммуникациями, а так­же региональными экономическими делами. Но кто должен ру­ководить такими учреждениями? Одни только национальные го­сударства?

Чем менее отзывчивыми становятся правительства и межпра­вительственные структуры к нуждам транснациональных фирм, тем больше вероятности, что последние отвернутся от правительств и потребуют прямого участия в глобальных институтах.

Не так сложно представить себе Всемирный совет глобаль­ных корпораций, обеспечивающий противовес власти нацио­нальных правительств и выступающий от имени фирм нового типа. Другой вариант: ведущие корпорации могут потребовать представительства в таких организациях, как ООН, Всемирный банк, ГАТТ  - под собственными наименованиями, как членов нового типа.

С учетом растущей и многообразной мощи «глобальных во­ителей» ООН, которая до сих пор едва выходила за рамки про­фессионального объединения правительств, может быть вынуж­дена со временем принять в свои ряды негосударственные организации (как полноправных членов, а не на символическую роль наблюдателей, ныне дарованную некоторым неправитель­ственным объединениям).

Очень возможно, что ООН придется учредить дополнитель­ный вид членства с правом голоса для транснациональных компа­ний, религиозных и иных объединений, что весьма усилит ее влия­ние в мире. Если же государства, заправляющие в ООН, не пожелают расширить представительство, а глобальные корпора­ции умножатся в числе и наберут силу, могут появиться организа­ции, конкурирующие с ООН.

ВСЕМИРНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ НОВОГО ТИПА

Вопрос о том, должны ли некоторые вненациональные «вои­тели» иметь представительство в мировых структурах, тесно свя­зан с формой новых международных организаций. Ключевой воп­рос для архитекторов нового мирового порядка: как должна строиться власть - по вертикали или по горизонтали?

Чистым примером вертикальной организации служит Европей­ское Сообщество. Оно стремится со временем построить сверх­правительство, которое - по мнению критиков Сообщества - снизит статус стран Европы до статуса провинций, введя наднаци­ональный контроль над валютой и центральными банками, обра­зовательными стандартами, состоянием среды, сельским хозяйством и даже национальными бюджетами.

Традиционная вертикальная система тщится разрешать про­блемы, добавляя к властной иерархии еще один ярус. Такова «мно­гоэтажная» организационная архитектура.

Альтернативная система соответствует формам организации, возникающим в деловом мире и высокоразвитых структурах; это - «выравнивание» властной иерархии взамен развития ее по верти­кали. Такая система, более обширная, чем любое государство, бу­дет основываться на сетях объединений, консорциумов, специа­лизированных управляющих агентств. В ней нет высшего уровня вертикального управления, и специализированные агентства не разделены по уровням под началом единого неспециализирован­ного подразделения. Она эквивалентна «одноэтажной» архитекту­ре. Это - гибко-жесткая система.

Сейчас за ЕС внимательно наблюдают и очень часто полагают его единственной моделью региональной организации. Поэтому громогласные предложения скопировать ЕС слышатся от Магриба и Ближнего Востока до Карибского бассейна и Тихого океана. Более революционным подходом было бы связать воедино уже существу­ющие в этих регионах организации, не вводя нового органа управ­ления. То же может быть сделано и со странами.

Например, Япония и Соединенные Штаты так тесно перепле­лись экономически, политически и в военном отношении, что решения, принятые в одной стране, вызывают прямые и весьма существенные последствия в другой. При таких обстоятельствах может настать день, когда Япония потребует для своих представи­телей мест с правом голоса в конгрессе Соединенных Штатов. Со своей стороны, США, без сомнения, затребуют эквивалентного представительства в парламенте Японии. Таким путем может по­явиться первый из многих «двунациональных» парламентов или иных законодательных органов.

Демократическое устройство предполагает, что те, на ком от­ражаются решения, имеют право участвовать в принятии этих ре­шений. Если так, то многие страны фактически должны иметь го­лос в конгрессе США, решения которого влияют на их жизнь сильнее, чем решения их собственных политиков.

Поскольку мир становится единым и распространяется новая система создания материальных ценностей, должна подняться волна требований двунационального участия в политике и даже двуна­ционального голосования. Этого потребуют большие группы насе­ления, ныне чувствующие себя отстраненными от принятия реше­ний, определяющих их жизнь.

Однако же какие формы бы ни приняли глобальные организа­ции завтрашнего дня, им придется уделять больше внимания - и в положительном, и в негативном смыслах - «глобальным воителям».

В какой мере должны быть представлены в институтах, пла­нируемых для мира близкого будущего, религиозные и подоб­ные им группировки, глобальные корпорации, движения в за­щиту среды и прав человека и иные составляющие гражданского общества?

Как удержать на глобальном уровне решительное разделение церкви и государства и тем не допустить ужасного кровопролития и диктатуры - обычных последствий слияния этих двух структур? Как справиться с террористами и преступниками, военными дик­таторами и наркоубийцами? Как дать право голоса на мировом уровне национальным меньшинствам, угнетаемым в своих стра­нах? Какие меры противоракетной и противохимической обороны должны стать региональными или глобальными и выйти из сферы ответственности национальной власти?

Никто не вправе догматически отвечать на эти опасные воп­росы, касающиеся не столь отдаленного будущего. Без сомнения, в мире, который все еще видит себя выстроенным из национальных государств, вопросы могут показаться странными. Но ведь на рас­свете промышленной эпохи ничто не могло выглядеть более стран­ным, более радикальным и опасным, чем взгляды французских, английских и американских революционеров, которые полагали, что народы и парламенты должны править королями - а не на­оборот - и что отсутствие представительной власти есть повод для восстания.

Изложенные идеи могут вызвать страстные возражения патри­отов во многих странах. В XIX в. французский писатель Шарль Моррас, провозвестник фашизма, излагал традиционное мнение, что «из всех свобод самой драгоценной для человека является не­зависимость его страны». Но абсолютный суверенитет и полная независимость всегда были мифическими.

Только страны, которые пожелают навсегда остаться в стороне от новой системы производства материальных ценностей, не будут впрессованы в новую глобальную экономику. Страны же, связан­ные с миром, неизбежно будут втянуты в мировую систему, состо­ящую из независимых элементов, среди которых будут не только страны, но и «глобальные воители».

Мы присутствуем сейчас при знаменательном переходе власти от отдельных государств или их объединений к «глобальным вои­телям». Это означает не что иное, как очередную всемирную рево­люцию в области государственных формаций.

В развивающейся мировой системе движение к гетерогенности резко ускорится, если начнут раскалываться огромные страны - а это сейчас кажется весьма вероятным. Советский Союз стреми­тельно распадается вопреки отчаянным усилиям Горбачева удер­жать страну в единении на более свободных условиях. Однако в грядущие десятилетия некоторые ее части почти наверняка отде­лятся и примут новые странные формы. Некоторые регионы, будь то части постсоветского Союза или нет, с неизбежностью втянутся в экономический водоворот Европы, где доминирует Германия.

Другие - в нарождающуюся азиатскую сферу влияния Японии. Отсталые республики, все еще зависящие от сельского хозяйства и добычи полезных ископаемых, могут создать федерацию, более свободную, чем прежняя. Однако рациональные с точки зрения экономики решения вполне могут быть сметены вздымающейся волной религиозной и этнической борьбы, так что Украина, Рос­сийская республика и Белоруссия сольются в гигантскую страну, основой которой будут славянская культура и возродившаяся пра­вославная церковь. Некоторые республики Средней Азии может собрать воедино ислам.

Может разделиться и Китай, когда наиболее развитые в про­мышленном отношении области юга и востока страны разрубят связи с огромным крестьянским Китаем и создадут содружества новых видов с Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и, возможно, воссоединенной Кореей. Не исключено, что в результате появится гигантское новое Конфуцианское экономическое сообщество, про­тивостоящее подъему Японии, причем в мировой системе будет повышаться значение религиозного фактора.

Предположение, что такие перемены произойдут без граждан­ских войн и других конфликтов либо смогут пройти в отмирающих рамках глобального порядка, основанного на государственных отно­шениях, было бы до крайности близоруким. С уверенностью можно сказать лишь одно: будущее всех нас удивит.

Однако совершенно ясно, что, охватывая земной шар, новая система созидания ценностей опрокидывает все наши представле­ния об экономическом развитии так называемого Юга, разрушает социализм на Востоке, втягивает в губительное состязание союз­ников и вызывает к жизни абсолютно иной мировой порядок - многообразный и преисполненный риска, внушающий надежду и одновременно пугающий.

Новые знания перевернули наш прежний мир и подорвали опоры власти, на которой он держался. Мы осматриваем об­ломки крушения и, вновь приготовившись творить новую циви­лизацию, стоим сейчас - теперь уже все вместе - на нулевом уровне.

Сегодня во всем мире идет также поиск новых способов организации. Бюрократия, как все понимают, никогда не исчезнет. Для некоторых целей она остается уместной. Однако сегодня рождаются новые организационные структуры. Современную организацию невозможно моделировать по меркам машины. Она требует более мобильного облика. Конкуренция требует непрерывных инноваций, но иерархическая власть разрушает творчество. Нужна интуиция, но традиционная бюрократия заменяет ее механическими правилами. Это означает, что бизнес будет перестраиваться через волну потрясений. Управление огромным разнообразием гибкой фирмы потребует новых стилей лидерства, полностью чуждых менеджеру-бюрократу.

Демассификация экономики вынуждает компании и рабочие единицы взаимодействовать с большим количеством более разнообразных партнеров, чем раньше. История то и дело показывает, что новые передовые технологии требуют по-настоящему новаторских методов и организации эффективной работы. По мнению Тоффлера, великая ирония истории в том, что появляется новый тип работника, который в действительности не владеет средствами производства.

Общий стержень движения в современной экономике - от монолита к мозаике. Новая система выходит за пределы массового производства к гибкому, приспосабливаемому или «демассифицированному» производству. Благодаря новым информационным технологиям она способна выпускать мелкие партии чрезвычайно разнообразных продуктов. Традиционные факторы производства - земля, труд, сырье, капитал - становятся менее значимыми, так как их заменяют символические знания. Средством общения становится электронная информация. Бюрократическая организация знаний заменяется информационными системами свободного потока. Новый социальный типаж, он же герой - уже не малоподготовленный рабочий, не финансист и не менеджер, а новатор, который сочетает воображение и знание с действием.

Переход к экономике, основанной на знании, резко усиливает потребность в коммуникации и способствует гибели прежней системы доставки символов. Новая экономика прочно связана не только с формальными знаниями и техническими навыками, она не обходится также без массовой культуры и все расширяющегося рынка образов. Глобализация в трактовке Тоффлера - это не синоним гомогенности, однообразия. Тоффлер рассматривает процессы, ведущие к этой пестроте, многозначности. Здесь и экологические движения, и религиозный ренессанс. В итоге социолог показывает власть как наиболее значимый социальный феномен, который связан с самой человеческой природой.

Власть, как показывает Тоффлер, возможна лишь в таком мире, в котором сочетаются случайность и необходимость, хаос и порядок. Здесь весьма интересны рассуждения Тоффлера о роли государства в обеспечении порядка. Он пытается показать, при каких условиях порядок обеспечивает необходимую для экономики стабильность, а при каких душит ее развитие. Государства, которые стремятся узурпировать власть, теряют то, что конфуцианцы называют «мандатом Небес». В мире, где все зависят друг от друга, они лишаются легитимности и в нравственном смысле.

Развертывая весьма драматическую картину будущего, Тоффлер приходит к выводу, что конфликт - неизбежное общественное событие. Но борьба за власть, по его словам, не обязательно является злом. Вместе с тем сверхконцентрация власти опасна. Но и недостаточная ее концентрация - тоже не благо. Мир, который описывает Тоффлер, не идилличен. Он суров, полон тревоги и коллизий.

Однако в его работе нет анализа негативных последствий такой цивилизации, которая рождается на наших глазах. Еще в конце 70-х годов Э. Фромм говорил о возможности создания информационного империализма. Информация на самом деле может стать средством информационного давления и господства. Все чаще пишут о том, что наука не знает, как отразятся на человеке новые технологии. Философы предостерегают против политического диктата. Новейшие политические технологии, вооруженные средствами информатики, могут уверенно формировать общественное мнение, манипулировать общественным сознанием. Господство информационных технологий способно решительно изменить всю общественную жизнь.

Может ли человек жить в информационном пространстве? Пока нет серьезных исследований, которые показывали бы благотворность воздействия новых технологий на психику человека. Напротив, многие исследователи показывают, что повальная компьютеризация преображает человеческую природу, меняет человеческое сознание. Появляются люди, лишенные эмоционального мира. Это дети эпохи компьютеризации. Общение с новой технологией надо выверять по меркам человека...

Вместе с тем культурфилософские интуиции современных философов и психологов поставили вопрос о радикальной критике всей нашей цивилизации. Нарастание шизоидных и шизофренических тенденций показывает, что невроз нашей культуры отчасти состоит в том, что степень безопасности человека определяется материальным достатком. Дикие животные в природе чувствуют себя безопасно, но у них нет богатств. Похоже, иметь то и другое - «безопасность» и «благоденствие» - невозможно. Материальные потребности - огромная сила, которая держит человека в «контакте» с повседневной реальностью.

Наша цивилизация такова, что она отлучает человека от духовной, идеальной стороны бытия. Человек нашей цивилизации не имеет возможности проникнуть в великую неизвестность - в мир духа. Фундаментальное расщепление в личности шизофреника - это расщепление агрессивных влечений и эроса, духовных сил. Рождается парадокс - именно шизоид в своем сознании отождествляется со своими духовными чувствами. Здесь рождается возможность радикальной критики всего современного цивилизационного культпроекта. Такое понимание культуры дает импульс для поиска альтернативных форм жизни человечества на путях «здорового общества».

В этом смысле известной контроверзой Тоффлеру могут быть строки отечественного поэта Юрия Кузнецова:

Зачем мы тащимся-бредем

В тысячелетие другое?

Мы там родного не найдем.

Там все не то, там все чужое.

Павел Гуревич,

доктор философских наук, профессор.

Карен с любовью

от нас обоих

«Метаморфозы власти» - это кульминация 25-летних попыток осмыслить удивительные изменения, ведущие нас в XXI век. Это третий, последний том трилогии, начатой «Шоком будущего», продолженной «Третьей волной» и завершенной сейчас.

Каждая из этих книг может быть прочитана как самостоятельная работа. Но вместе они образуют последовательное, логичное целое. Их центральная тема - анализ перемен, которые происходят с людьми, когда общество внезапно трансформируется во что-то новое и невиданное. Книга «Метаморфозы власти» продолжает анализ, проведенный ранее, и фокусирует внимание на возвышении новой системы власти, заменяющей систему власти индустриального прошлого.

Описывая ускоряющиеся перемены, средства массовой информации обрушивают на нас поток разобщенных данных. Эксперты заваливают нас горами узкоспециализированных монографий. Популярные прогнозисты перечисляют не связанные между собой тенденции без какой-либо модели, отражающей их взаимозависимость, или определения сил, которые, вероятно, способны повернуть их вспять. В результате само изменение начинает казаться анархичным, почти безумным.

Данная трилогия зиждется на предположении, что происходящие сегодня стремительные трансформации не столь хаотичны и случайны, как нам представляют. Эта работа показывает, что за заголовками стоят не только отдельные модели, но также определенные силы. Стоит нам понять эти модели и силы, и мы сможем справиться с ними стратегически, а не бессистемно, действуя поодиночке.

Чтобы осмыслить происходящие сегодня великие изменения, нам необходимо нечто большее, чем биты информации, блики экранов и перечни. Нам нужно понять, как различные трансформации зависят одна от другой. Таким образом, «Метаморфозы власти», как и две предшествовавшие ей части трилогии, представляют ясный и исчерпывающий образ новой цивилизации, которая распространяется по планете.

Олвин Тоффлер - американский социальный мыслитель и футуролог, 1928 г. р.) один из авторов концепции постиндустриального общества. Его тема - развитие технологий и их влиянию на общество.

В трилогии "Шок будущего" (1970), "Третья волна" (1980) и «Метаморфозы власти: знание, богатство и сила на пороге ХХi века» (1990) – присутствует единая система теории, которая представляет единое концептуальное построение с общей главной темой - изучением изменений.

Тоффлер разработал оригинальную концепцию перехода к новой цивилизация "третьей волны". Он выделяет три «волны» в развитии общества:

- аграрную - при переходе к земледелию;

- индустриальную - во время промышленной революции;

- информационную - при переходе к обществу, основанному на знании (постиндустриальному).

Волна у Тоффлера - это рывок в науке и технике, который приводит к глубинным сдвигам в жизни общества. Таким рывком для первой волны стало внедрение сельского хозяйства, для второй волны - промышленный переворот. Волна «прокатывается» постепенно, одновременно на планете существуют все три стадии. Периоды между волнами постепенно сокращаются: тысячелетия для первой волны, 300 лет для второй. Третья волна, по оценке Тоффлера, полностью сменит вторую к 2025 году.

Итак, человечество переходит к новой технологической революции, то есть на смену первой волне (аграрное общество) и второй (индустриальное общество) приходит новая, ведущая к созданию информационного, или постиндустриального общества. Ядро третьей волны: информация, ее атрибуты - доступность, динамизм, демократизм

Следствия: информация оказывается главной производительной силой, здесь нет собственника на средства производства, нет деления на производителя и потребителя. Происходит децентрация социальных, политических структур.

Сдвиг властных структур - главная тема третьей книги «Смещение власти: (метаморфозы власти) знание, богатство и сила на пороге ХХI века». 1990 – 551 с.

Тоффлер предупреждает о новых сложностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнётся человечество на стыке XX и XXI вв., изменениях на разных уровнях - от межличностного до социетального. Основные тезисы Тоффлера:

1. Общество вступило в ситуацию распада привычных властных структур: постепенно распадаются все существовавшие в мире властные структура и зарождаются принципиально новые.

Происходит переструктурирование властных взаимосвязей, кардинальное изменение самой природы власти. Множество признаков позволяет прогнозировать дальнейшее усиление и распространение факторов, вызывающих потрясения власти. Т.о., происходит распад старых структур, кардинальное изменение природы власти.

2. Причины изменений: изменение способа производства – образа жизни – властной структуры.

Изменение властной структуры Тоффлер связывает с новой ролью знаний в обществе, которая выражается в утрате профессионалами монополии на знания и информацию и в распространении интеллектуальных технологий "третьей волны", что, в свою очередь, дало жизнь новому способу создания общественного богатства.

Происходит "возникновение новой системы получения богатства, использующей не физическую силу человека, а его умственные способности. В условиях развитой экономики труд из создания "вещей" превращается в воздействие людей друг на друга или на информацию и обратное воздействие информации на людей". Аналогичная по масштабам и мощности трансформация проходила в эпоху становления индустриального общества, когда промышленная революция породила новый способ производства (конвейер, разделение труда, рост производительности), что повлекло за собой установление нового образа жизни и новой властной структуры.

3. Три источника, питают власть - сила, богатство и знания.

Последовательно анализируя эти источники, Тоффлер показывает, как они обусловливали средства достижения власти и способы ее осуществления и контроля деятельности людей.

А. Опора власти на силу: власть способна лишь на грубое принуждение, лишена гибкости, функционально ограничена; таковы свойства власти низкого качества.

Б. Власть среднего качества основана на богатстве и имеет в распоряжении как негативные, так и позитивные средства стимулирования.

В. Высшее качество и наибольшую эффективность придают власти знания, позволяющие "достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной приверженности этим целям; превратить противников в союзников".

В современном мире:

Знания обладают преимуществом бесконечности, общедоступности, демократичности;

Подчинили силу и богатство;

Стали определяющим фактором функционирования власти;

Дали начало новой "суперсимволической" экономической системе, использованию информационных технологий "третьей волны", на переходе от массового производства к массовому потреблению, к децентрализации и разукрупненным формам организации;

Происходят смещения властных структур в политической жизни;

Разрушения централизованной системы власти, концентрирующейся на государственном уровне;

Децентрализация государственной власти и формирование наднациональных властных структур;

Дифференциация политического поля, зарождение множества движений;

Сформировалась новая социальная реальность, основанная на идеале разнообразия и неоднородности;

Она будет вытеснять реальность индустриального общества с ее идеалом -

ассимиляцией и гомогенностью.

Тоффлер систематизирует признаки нового способа создания общественного богатства и показывает, что "новый способ принципиально отличается от всех предыдущих и в этом смысле является переломным явлением социальной жизни".

1. Суперсимволическая экономическая система развивается ускоренными темпами, ее функционирование прямо зависит от информации и знания.

2. Новая система основана не на массовом производстве, а на гибком потреблении продукции, изготавливающейся небольшими партиями, но по стоимости, не превышающей стоимость массовой продукции благодаря внедрению информационных технологий.

3. Традиционные факторы развития производства - труд, сырье, капитал - утрачивают свое значение и вытесняются символическим знанием.

4. Единицей обмена становятся не металлические или бумажные деньги, а информация. Капитал приобретает подвижность, число его источников увеличивается.

5. Товары и услуги систематизируются, что требует постоянного расширения и пересмотра стандартов. Это провоцирует борьбу за контроль над информацией, определяющей стандарты.

6. Бюрократические структуры замещаются мелкими неиерархическими временными союзами. Бюрократическая организация знания заменяется свободным потоком информации.

7. Возрастает количество и разнообразие организационных форм.

8.Исчезает взаимозаменяемость работников, каждый работник становится собственником "средств производства" и получает полную информацию об их функционировании.

9. Складывается новый тип работника - это творческий тип, сочетающий знание, инициативу и способность воплотить идеи в дело.

10. Создание общественного богатства рассматривается как циклический процесс. Методика управления этим процессом включает компьютерный мониторинг и постоянное углубление научного и экологического знания.

11. Цикл создания общественного богатства объединяет разобщенных

индустриальным производством производителя и потребителя. Последний играет свою роль, обеспечивая потребительский спрос и необходимую для производства информацию.

12. Новая система развивается одновременно на локальном и глобальном уровнях. "Мощные микротехнологии позволяют осуществлять на локальном уровне то, что в прежние времена, возможно, было сделать только на уровне государственной экономики". Одновременно многие функции, преодолевая национальные границы, интегрируются в едином глобальном производственном процессе.

Новая система создания общественного богатства обусловливает смещения властных структур в политической жизни.

Последнее десятилетие XX в. станет и последними годами массовой демократии в той форме, которую породил индустриальный мир. Если в индустриальном обществе основными противостоящими силами были "традиционалисты", приверженные аграрному порядку "первой волны", и "модернисты" – носители ценностей индустриализма "второй волны", то сегодня постиндустриальная цивилизация соперничает как с модернизмом, таки с традиционализмом.

Новые условия требуют разрушения централизованной системы власти, концентрирующейся на государственном уровне. Параллельно двум внешне противоречащим друг другу процессам разукрупнения производства и экономической интеграции на мировом уровне идет аналогичное переструктурирование власти – децентрализация государственной власти и формирование наднациональных властных структур. Этот двойственный процесс наиболее ярко проявляется в странах Европейского Сообщества.

Ныне - переходный период:

1. По мере развития суперсимволической экономики возрастает тенденция к миграции населения. Рост противоречий. В индустриальных массовых обществах большинство преследует меньшинство, тогда как в условиях нового способа получения общественного богатства, традиционный конфликт дополняется противоборством меньшинств (например, столкновения в США кубинских иммигрантов и американцев африканского происхождение, оспаривающих рабочие места).

Возрастающая социальная неоднородность разрушает само основание идеи массовой демократии - понятие "массы". Дифференциация – становится ключевым понятием, затрагивает как бытовые потребности людей, так и их политические взгляды. Тоффлер: соответствующая "мозаичной" экономике "мозаичная" демократия все в большей степени ориентируется на отдельного

индивида.

2. Но разнообразие дает жизнь группам и движениям, часто имеющим выраженную антидемократическую направленность и претензии на тоталитарное господство в обществе или во всем мире. Отмечен переходный характер власти в современном мире, сопровождающийся ростом напряженности, борьбы, противоборства.

К числу оппонентов власти Тоффлер относит:

А. Некоторые религиозные группы и экологические движения, националистические силы, а также объединения людей, проповедующих экстремистские взгляды, - масонские ложи, противники абортов и др.

Б. "Зеленое" движение, с которым общественное мнение связывает надежды на преодоление глобального экологического кризиса, неоднородно: одни направления являют собой модель легального ненасильственного действия, "другие, которые пока существуют в зачаточной форме, тяготеют либо к эковандализму, либо к полномасштабному экотерроризму".

В. Так называемые "фундаменталисты" пытаются вернуть общество в дотехнологическое средневековье и аскетизм. Все эти движения провоцируют смещение власти в прошлое".

Г. "Новые ксенофобы".

В условиях суперсимволической экономики с ее объективной тенденцией к межнациональной взаимозависимости ксенофобия, национализм, шовинизм теряют почву, но пытаются выжить, принимая новые формы. Сторонники общего европейского рынка, открывающего границы капиталу различным культурам и народам, пытаются подменить традиционный национализм "сверхнационализмом".

Важно для переходного состояния: общество в стабильном состоянии в значительной степени застраховано от последствий деятельности подобных групп; переживаемый в настоящее время переходный момент, где наблюдается разбалансированность и смещение структур, создает опасную почву для "воплощения в жизнь высокоинтенсивных агрессивных идеологий".

Тоффлер считает, что:

Именно эти силы, вступят в единоборство с демократией XXI в. в эпоху смещения власти.

- "вместо прогнозировавшегося "конца идеологии" мы становимся свидетелями возникновения как на глобальном, так и национальном уровнях множества новых пересекающихся идеологий, каждая из которые несет собственное видение реальности".

Анализируя смещение власти на мировом уровне, Тоффлер квалифицирует как наиболее значительные три структурных изменения:

1. Распад "монолитного советского блока" и смещение централизованной в Москве "огромной власти" в страны Восточной Европы.

2. Вторая крупная трансформация произошла в группе развивающихся стран, разделив их по уровню развития на несколько подгрупп: аграрные общества (африканские страны), индустриальные общества "второй волны" (Бразилия, Индия) и общества, прошедшие стадию индустриализация и стремительно развивающие технологии "третьей волны" (Сингапур, Южная Корея).

3. Третье значительное смещение власти затронуло развитие страны, в результате чего США получили сильных конкурентов в лице Японии и объединяющейся Европы.